Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

посольстве Рейха было тем фактором, который объясняет бросающееся в глаза наступление антисемитизма в тот момент, когда все знамения подсказывали многообещающей политике исключительное подчеркивание антикоммунизма. После принятия Нюрнбергских законов немецкие евреи получили еще несколько относительно спокойных лет, когда поощрялась эмиграция и когда большое число оставшихся евреев с) оказалось в состоянии вести общинную жизнь, полную удивительного разнообразия и витальности. Еврейские позиции в экономике, казалось, едва ли были затронуты, и кто обратил бы внимание на то, что под экономико-политическими законами нередко наряду с подписью Гитлера находились многочисленные подписи еврейских банкиров, тому не нужно было быть экономистом, чтобы поверить, что реальные экономические силы легко одержат верх над голой идеологией партии. Эта партийная идеология, казалось, затаилась в своем презренном убежище, в порнографической провокационной газетенке Юлиуса Штрайхера "Der Stuermer", которая вывешивалась во всех уголках и в которой все время провозглашалось одно требование: "Оторвать голову у змеи всееврейства". Но третья фаза национал-социалистской еврейской политики началась в апреле 1938 года с "Предписанием против поддержки при маскировке еврейских ремесленных предприятий" и с распоряжением регистрировать еврейские предприятия и докладывать о еврейском имуществе. Четкого планирования, вопреки всем предположениям, не имелось, и никто не мог бы сказать, как бы дальше развивались события, если бы Гринспан не совершил убийство.

Но также маловероятным было и то, что должна была последовать "хрустальная ночь Рейха", как легковесно позже были названы эти события. Определенно, возникло спонтанное возмущение, и не только среди радикально настроенных людей СА. Но когда в 1936 году ландесляйтер национал-социалистской заграничной организации в Швеции, Вильгельм Густлофф, с очевидно демонстративными намерениями был убит юным Давидом Франкфуртером, государственное руководство, принимая во внимание предстоящую Олимпиаду, подавило все протестные выходки, -тогда на кон было поставлено нечто больше, чем просто нормальное проведение Олимпийских игр. На этот раз руководство проявило нечто противоположное сдержанности, а якобы спонтанные события явно имели своим истоком собрание "Старой гвардии" в Мюнхене по случаю годовщины марша в Зале полководцев, и в особенности в беглом, шепотом, разговоре Гитлера и Геббельса. Почти повсеместно в Германии состоялись различные антиеврейские акции, патронируемые руководителями партии и СА, но не всегда так умело и неприметно, как того желал Геббельс. За одну ночь Германия превратилась в царскую Россию времени погромов: пылали синагоги, громились и грабились еврейские магазинчики, погромщики вламывались в кабинеты частной врачебной практики и выбрасывали на улицу инструменты. Многие евреи были избиты и подверглись мучениям, тысячи отправлены в концентрационные лагеря, десятки человек убиты, нанесен ущерб на сотни миллионов. Очевидным был в данном случае момент классовой борьбы, когда арестовывались преимущественно зажиточные евреи, или когда во время их отправки раздавались такие угрозы: "Мы уж позаботимся о том, чтобы исчезли ваши толстые животы".г Однако еще более характерными, чем сами события, которые по числу жертв вполне могли сравниться с погромами в царской России и с всеобщей классовой борьбой времени русской революции, были последствия. Имперский министр доктор Йозеф Геббельс опубликовал в "Фелькишер Беобахтер" 12 ноября статью, в которой писал, что подоплеку убийства следует искать в злобной травле крупных европейских мировых газет, и он пришел к такому заключению: "Еврей Грюнспан был представителем еврейства. Немец фом Рат был представителем немецкого народа. Таким образом, еврейство стреляло в Париже в немецкий народ". Генерал-фельдмаршал Германн Геринг наложил в те же дни на немецкое еврейство "штраф" в один миллиард марок и даже конфисковал выплаченные по договорам суммы в пользу Рейха, так что евреи сами должны были покрыть нанесенный им ущерб. Если, таким образом, события как таковые и запаздывали по отношению к соответствующим происшествиям в России, то они носили более отталкивающий характер, поскольку сверхсильные пустили их в ход против слабых, и поскольку эти события открыто одобрялись руководством государства. Хотя возложение коллективной вины, при котором поступки отдельных личностей рассматривались как простые проявления коллективной мен-тальности или коллективных интересов, было заключено в основе национал-социалистского учения о расах точно так же, как в марксистской теории классов или большевистской практике классовой борьбы, но впервые оно проявилось в видимых издалека, полностью доступных мировой общественности деяниях, и впечатление за границей от этого было чрезвычайно сильным. Германия с этого момента уже зачастую не причислялась к цивилизованным странам, и кто вспоминал, что в 1918 и 1919 году такому же отрицанию подверглась большевистская Россия и с таким же неприятием нередко сталкивались московские процессы 1937-1938 гг., тот мог легко прийти к выводу, что отклонение от элементарных норм цивилизованного правового государства на базе еще относительно открытых отношений и тогда еще было чем-то худшим, чем соответствующее отступление в условиях катастрофы, гражданской войны и полностью сложившегося тотального господства, даже если жертвы при этом были намного меньшими.

Гитлер же воспринимал такое само собою напрашивавшееся мнение как симптом заговора злоумышленников, и антисемитский мотив, который всегда принадлежал к его подлинным движущим импульсам, даже если иногда они перекрывались другими, немного позже обнаружился в столь неприкрытой форме, в какой до сих пор это не имело места ни в одном публичном выступлении "фюрера и рейхсканцлера". В своей речи в рейхстаге от 30 января 1939 года наиболее симптоматичным и примечательным было не столько знаменитое и позже неоднократно цитируемое предсказание об "уничтожении еврейской расы в Европе" (в случае, если международные финансовые еврейские круги еще раз ввергнут народы в мировую войну), ибо одновременные высказывания позволяли предположить, что речь шла не о физическом уничтожении. Куда более показательным было другое положение, а именно: "Еврейский лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" будет побежден другим: "Творческие представители всех наций, распознайте своего общего врага!"'1 Еще никогда Гитлер не давал так ясно понять всему миру, что антибольшевизм, антимарксизм и антисемитизм образуют для него одно целое, и что целью его является не ревизия Версальского договора, проведение в жизнь права на самоопределение немецкого народа или восточноевропейское жизненное пространство "Германского Рейха"; но что одновременно он провозглашал учение о спасении мира, которое было обрашено ко всему человечеству и четко соответствовало марксистской док- ^ трине, хотя и противоречило ей по смыслу.

Не исключено, что Гитлер ввел в игру свой антисемитизм из тактических соображений, поскольку он хотел заключить союз с антиеврейскими течениями в Англии и США. Он не учел между тем, что, несмотря на то, что среди высших слоев Англии и Америки действительно была распространена в известной мере самоочевидная антипатия по отношению к евреям, но Чемберлен и Галифакс были и могли быть антисемитами не в идеологическом смысле. Если он, таким образом, и стремился к созданию на международном уровне союза под знаком