Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло
Во дворе у Тэгшэ собралось много народу.
Несколько девушек раскраивают полотно, сшивают его, готовят внешнюю и внутреннюю обивку для юрты.
Двое мужчин сверлят отверстие в жерди для верхнего круга юрты. Женщины мастерят войлочные покрышки. Один парень орудует ножницами. Девушки, занятые шитьем, заводят веселую песню. Повсюду слышатся смех, шутки.
И Ундрам с каждым посмеется и пошутит, каждому поднесет угощение.
Парень, сидевший на войлоке, стал было в шутку импровизировать:
Девушка Ундрам из сомона Урд
Высока и стройна, как урга.
За что же полюбила она
Старика Тэгшэ из долины Тэхэ?
Ундрам тут же ему ответила:
Кто это вечно время проводит
С хилым послушником старика Донхора?
Говорят, он работу сто раз забросит.
Говорят, он рот десять раз откроет.
Конь под ним плохонький,
Глотка воды не сыщется в юрте.
Дворовые собаки его преследуют,
Девушки гонят прочь от себя.
— О чем это ты? — спохватился парень и хотел убежать прочь, но споткнулся и упал.
Все дружно рассмеялись.
— Э-э, с Ундрам шутки плохи, высмеет так, что больше не захочешь шутить, — слышалось вокруг.
Как правило, девушек, увезенных в эти края, родители вскоре забирают обратно домой. Тогда следом за ними отправляются посланцы и просят молодую вернуться. Получив ее согласие, устраивают пир в доме ее родителей, а потом приезжают назад, снова устраивают пир и ставят новую юрту.
На пир приглашают все объединение. Гости приходят не с пустыми руками. Достоинство подарка от объединения зависит от того, сколько лет жених проработал в объединении, какую выполнял работу.
Иногда дарят и саму юрту. А в придачу к ней — швейные машины, кровати, ковры, скатерти, часы, чашки, годовую подписку на какую-нибудь газету. На этот раз, поскольку невестку взяли из соседнего сомона, местные жители решили показать свою щедрость, а потому подарили швейную машину и сверх того годовую подписку на две газеты.
Местные жители ликовали, у них появилась еще одна дружная, трудолюбивая семья.
На пиру Тэгшэ попросили спеть песню.
— Братья и сестры, — сказал Тэгшэ, — вы же знаете, что петь я не мастер.
Но все настойчиво требовали, и он запел низким голосом:
Я спешу к своему табуну,
Чтоб оседлать резвого серого коня.
С тобой, моя любимая, встретиться хочу,
Но нельзя: детвора насмехается.
Когда он кончил петь, гости стали обвинять его в притворстве и хитрости, поднесли штрафную чашу кумыса размером в два больших медных ковша и настояли, чтобы он выпил.
— Вы же нарушаете обычай, притесняете хозяина юрты, — пробовал отшутиться Тэгшэ.
— А хозяин не ты, а Ундрам, — смеясь, отвечали гости.
В любое время года, и летом и зимой, юрта Тэгшэ была полна гостей. Женщины из соседних аилов наперебой просили Ундрам сшить или, на худой конец, скроить дэл. И у Ундрам целый день кипела работа. К двум красным сундукам добавилось еще несколько чемоданов с добром. Ключи от них теперь находились в руках Ундрам. И только ключами от сердца Цагандай она не могла завладеть.
Для скота были построены добротные загоны, и Тэгшэ уже забыл, как было скудно в юрте и во дворе, когда он несколько лет жил без жены. Однако иногда он сожалел о той поре, — теперь он не всегда мог поступать как ему хочется. Ундрам стала замечать, что он все чаще и чаще бывает невнимателен к ней и постоянно сердится и раздражается по пустякам.
— Наш Тэгшэ, женившись на молодой, и сам помолодел, даже перестал выходить из юрты, — подшучивали над ним соседи.
— А твоя жена, говорят, танцевала на вечере со школьным учителем, — вдруг как бы невзначай замечал кто-то.
— А у вас собирается молодежь? — со скрытой иронией спрашивал другой. Эти разговоры разжигали в Тэгшэ недобрые чувства.
Общительная и веселая Ундрам, естественно, не могла сидеть затворницей в юрте, и Тэгшэ постепенно убедил себя в том, что она ему неверна.
«Разве такая женщина не найдет себе молодого? — думал он. — Да к тому же у меня еще и дети». Эти мысли не давали ему покоя ни днем, ни ночью, и он частенько срывал зло на жене и на детях.
Руководители сомона и объединения обратили внимание на то, что Тэгшэ с некоторых пор часто ссорился с людьми, пускал по ветру деньги, которые могли бы пригодиться в хозяйстве.
Бывало, Тэгшэ приходил домой угрюмый и молчаливый, ел, пил и снова уходил.
«Незаметно, чтобы его заботили домашние дела, — горестно размышляла Ундрам. — Его даже не интересует, как дети учатся. Я бы с радостью помогла им, да знаний маловато. Давным-давно окончила всего четыре класса. Ведь, в конце концов, только благодаря мне дети сыты и одеты. Ах, если бы хоть раз побывать в Улан-Баторе, который показывали в кино…»
Однажды прошел слух, что по сомонам западного аймака ездит представитель из центра. Вскоре заехал он и в их сомон. Ундрам решила во что бы то ни стало поговорить с ним.
— Как можно идти к незнакомому человеку? — осуждающе сказал Тэгшэ.
— Я скоро вернусь, — ответила Ундрам и ушла.
«Приехал мужчина, и ей уже неймется. Ни стыда ни совести!» — негодовал Тэгшэ. Он выскочил из юрты, хотел было стащить ее с коня, но сдержался и, ни слова не говоря, ушел.
Ундрам привязала коня у сомонного управления и пошла разыскивать приезжего начальника. Ей сказали, что он собирается отдохнуть, но она все-таки упросила, чтобы он принял ее.
Войдя в кабинет, Ундрам увидела высокого худощавого человека, уже не молодого, с седой головой.
— Здравствуйте! — поздоровалась она.
— Здравствуйте, здравствуйте, — ответил человек, пригласил ее сесть и сел сам.
— Я скотоводка, — начала она. — А также воспитываю нескольких детей.
Он удивленно взглянул на нее.
— Нет, я им мачеха. Грамоты не знаю. Не могу даже, как говорится, сосчитать детей. — Потом она рассказала ему о своей мечте поехать в Улан-Батор и спросила, нельзя ли поступить в школу или на курсы.
— А в какую школу вы хотели бы?
— Все равно в какую. Но так, чтобы после ее окончания остаться здесь.
Приезжий расспрашивал Ундрам о