Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

«Ну, погоди, ты еще поползаешь у меня в ногах», — злобно подумал Алексеев. А Кузнецов продолжал громко, напористо:

— Нашу фирму знают в Великобритании, в Соединенных Штатах. И пушным фирмам Японии она известна. Совсем недавно приезжал купец из Шанхая и закупил немалую партию собольих шкурок.

Барон молча кивал, попивая чай с вареньем. Жена Кузнецова, Николай Иванович, Лена не промолвили в тот вечер ни слова. Не их уровня был разговор!

Барон, приметив, что Лена не сводит глаз с Алексеева, подумал: «Распутные бабенки всегда обожали гвардейцев!»

После чаепития гости стали собираться. Кузнецов так и не завел разговора о дочери. Барон был в недоумении. Верно, жена Кузнецова как будто и порывалась что-то сказать барону или подойти к нему, но в конце концов не решилась.

«Фиат» зафыркал, затрещал, потом взревел и, осветив фарами кузнецовский двор, укатил. Хозяева с зятем и дочкой остались стоять у ворот. Жена зло взглянула на мужа и, не вытерпев, зарыдала:

— Где твое обещание поговорить о дочери, попросить!.. Что ты за отец, у тебя не сердце, а камень!

— Тише! Ничего ты не понимаешь, дура! — зло заорал купец. — Зачем же я весь вечер беседовал с бароном о торговле да о прибылях? Просто так просить у них отпустить дочь — это все одно, что уговаривать волка вернуть проглоченную овечку. Я знаю таких. Надо дать им понять, что их ждет взамен, только тогда можно еще надеяться увидеть ее. — Он смягчился и, положив руку на плечо жены, сказал: — Насонов говорит, наша Катя замешана в очень серьезном деле.

В это время сидевшие на заднем сиденье «фиата» барон и Алексеев тоже говорили о Кате.

— Если девицу отпустить, немного припугнув, у этого торговца, кажется, можно будет кое-что выкачать, — с зевком проговорил барон, разморенный вином и сытной едой.

Наклонившись к нему, Алексеев возразил:

— Я думаю, этого не стоит делать. Завтра я закончу дознание и доложу вам. Опасная особа, очень опасная… Я давно знал о ее связях с красными, но не подозревал, что она так глубоко погрязла в их делах. Ее имя значится одним из первых в секретных гаминовских списках.

— Ну, если говорить о гаминовских списках, то, вероятно, имя Богдо-хана стояло бы еще выше, — усмехнулся барон.

— Не спорю… Но девица действительно опасна. Сама ни в чем не сознается, однако по донесениям наших осведомителей…

— Твои осведомители, если понадобится, засвидетельствуют, что и я большевик.

— Никак нет, ваше превосходительство! Мы схватили эту девицу в тот самый момент, когда она тайно совещалась с несколькими типографскими рабочими. Были изъяты и портрет вожака этих большевиков, и листовки с его речами.

— С речами Ленина?

— Так точно, ваше превосходительство!

Барон замолчал. Он сидел неподвижно, прикрыв глаза, и трудно было понять, то ли он дремлет, то ли размышляет. Неожиданно, не открывая глаз, он чуть повернулся к Алексееву:

— Тебе приходилось жить у Кузнецовых… Как ты полагаешь, сколько у него капиталов?

— Наверняка не меньше ста тысяч долларов…

Барон как будто очнулся, показалось, что у него блеснули глаза.

— В таком случае… Делай свое дело. Имущество реквизируем…

Жаама. Позже Шагдар узнал, какие муки прошла Катя в бароновских застенках. Зверские были допросы… Прослышав о ее аресте, он был бессилен чем-нибудь ей помочь. Только время от времени расспрашивал о Кате повара Ваньку. Но тот и сам толком ничего не знал.

Ванька и Шагдар встречались в условленном месте. Поговорив немного о Кате, расходились. То, что после свадьбы сестры девушка, вроде бы опасаясь отцовского гнева, стала избегать Шагдара, обижало парня. Ранило! Но когда Катю арестовали, он забыл о своих обидах. Лишь бы ее благополучно выпустили, а как Катя будет относиться к Шагдару, не важно. Однажды Шагдар не утерпел и поделился своими переживаниями с Ванькой-поваром. Тот сказал ему:

— Тебе грех обижаться на Катю. Она все время расспрашивала о тебе, плакала. Помнишь, я несколько раз приходил к тебе на таможню. Думаешь, только по своему желанию? Нет. Это Катя меня посылала. Она же, бедняжка, без памяти тебя любила.

— Но почему же она не встретилась со мной хотя бы раз?

— Я тоже спрашивал ее об этом. Ведь когда я ходил к тебе на таможню, она иногда потихоньку кралась за мной следом и из укромного места наблюдала за нами. Приходила на тебя посмотреть. Однажды я заметил это и стал донимать ее вопросами: «Почему ты сама не хочешь встретиться с ним?» Она мне ответила: «До поры до времени мне нельзя встречаться с Шагдаром. Если отец узнает, запрет меня дома или отошлет в степь. А здесь у меня поручение, важное из важных! Чтобы выполнить его, оправдать доверие, я должна быть на свободе, быть в Урге. Сделаю, что поручено, сбудется и наша с Шагдаром надежда. Недалеко это время. Ради революции нужно отложить личные дела». Я не понял, что это такое — «революция». Но думаю, как-то она связана с тем, что Катя очутилась в тюрьме. — Так говорил Ванька.

Однажды, встретившись с Шагдаром, Ванька рассказал, что бароновцы описали все хозяйское добро и опечатали дом. Хозяина сняли с должности советника, ему запретили входить в свой дом, и теперь он ютился в пристройке. В другой раз Ванька принес новость, что внезапно, забрав Лену, исчез Николай Иванович. Было ясно: Катины дела все хуже… Настал день, когда Ванька, встретившись с Шагдаром, не смог вымолвить ни слова, давился слезами. Предчувствуя беду, Шагдар тряс его за плечо, донимал расспросами, но Ванька в ответ только плакал. Шагдар понял: случилось самое худшее. Наконец Ванька пролепетал, что Катю повесили.

У Шагдара потемнело в глазах. Он видел, как у Ваньки шевелятся губы, но ничего не слышал и не понимал. Горе, оно как камень — бьет по голове…

Автор. Шагдар очнулся и увидел, что лежит один в юрте ламы. Ванька ушел. Давно миновали короткие вечерние сумерки и стало темным-темно. На улице было безлюдно. Разносился и стихал вдали лай бесчисленных ургинских собак. Шагдар брел, не зная куда. Едва не наткнувшись на ворота, он понял, что подгибавшиеся ноги привели его ко двору Кузнецовых.

Через дыру в заборе было видно, что в доме горит свет и толпятся люди. Горестно подумав: «Где-то сейчас хозяин с женой?» Шагдар приоткрыл ворота, заглянул во двор и вдруг увидел своего гнедого. Родившийся позапрошлой ненастной весной, жеребенок подрос, выровнялся в превосходного коня. Перед глазами юноши витала Катя, в ушах раздался ее шепот: «Мой Хар-батор!» Шагдар