Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

— Все бы было хорошо, но зачем, спрашивается, ты расклеивал на храмах листовки с карикатурами? — обрушился он на Юндэна. — Религиозные араты возмущены, а это только на руку врагам нашей народной власти, бывшим феодалам.

Юндэн искренне огорчился — как же он не сообразил! А тут еще подлил масла в огонь Дэвэху:

— Примитивно работает товарищ! В таком деле тонкость нужна.

Однако Ширнин смягчился и велел Юндэну продолжать пропаганду среди аратов.

Перед новой поездкой Юндэн решил ненадолго заехать к Буч-гуаю.

В обычае гобийцев встречать путника угощением. Увидев караван из двух верблюдов, Нансал зачерпнула из котла молока и приготовила свежий молочный чай. Она наполнила кувшин и послала свою дочь Шур отнести его путникам. Но едва девушка узнала Юндэна, она поставила кувшин на землю и, не помня себя от радости, побежала ему навстречу.

— Мама сказала: «Вот едут усталые путники, снеси им скорее чайку».

— От чашки чая не откажемся. Я собираюсь разбить юрту поблизости от вас и прожить здесь несколько дней.

Юндэн присел на землю. Хорошо было сидеть на свежем воздухе и прихлебывать ароматный свежий чай.

— Помнишь, я когда-то дала тебе камешек от жажды? — с улыбкой спросила его Шур.

— Мы уже не дети, — рассмеялся Юндэн, вспомнив, однако, что, уезжая в армию, он взял с собой этот камешек на память о родных краях. К сожалению, Юндэн потерял его во время полевых учений. Но не мог же он сказать об этом девушке!

— Вы теперь ревсомолец? — спросила Шур.

— Да.

— Это замечательно! — прошептала она.

— Чудесный чай, — сказал Юндэн, возвращая девушке пустую чашку. — Большое спасибо.

Они гнали верблюдов вместе, шагая бок о бок, босые ноги юноши ступали рядом с босыми ножками девушки.

Вечером к Буч-гуаю съехались араты из соседних аилов. Их интересовало, кто это поставил юрту рядом с аилом старика. Узнав, что прибыла красная юрта и что ее заведующий сделает доклад, они разъехались созывать остальных.

— Эта славная юрта принадлежит нашему сыну, — говорили всем с гордостью Буч и его жена. — Он приехал сюда лишь потому, что мы здесь.

Араты прибывали целыми семьями, с женами и детьми, на лошадях и верблюдах. Угощение привозили прямо в тарелках. Входя в юрту, они умолкали, словно в храме, разговаривали только шепотом. Юндэн засветил большую лампу. На почетном месте сидел Буч-гуай. Точно на свадьбу, нарядилась Нансал — надела цветной дэл с шелковым поясом. Она суетилась, подавая закуски. Шур обносила гостей чаем. «Пир, как при обмывании новой юрты», — подумал Юндэн.

Ребятишки облепили стенд с картинками. Девушки украдкой поглядывали на Шур. Мужчины покуривали трубки.

Окинув собравшихся внимательным взглядом, Юндэн приступил к беседе. Сперва он, как вошло у него в привычку, рассказал о том, что нарисовано на картинках. Затем повел речь о конституции и тех правах, которые она гарантирует народу. Потом сыграл на хуре и спел несколько народных песен. В заключение рассказал о трехдневном семинаре в аймаке для заведующих красными юртами и завел полученный им по специальной разнарядке патефон.

Патефон произвел ошеломляющее впечатление. Люди заглядывали в трубу, прикасались пальцами к таинственному музыкальному ящику, без конца просили поставить пластинку с протяжной песней. Получился настоящий праздник.

— Заметьте, — говорил аратам Юндэн, — и патефон — создание человеческого разума. Человек должен учиться. Наше правительство многое делает для нас, бедняков, чтобы вытащить нас из невежества. Мы должны сами учиться и посылать в школу своих детей. Там всем обеспечивают бесплатно — и книгами, и тетрадями, и даже одеждой.

— А сахару дают? — спросил один мальчик.

— И сахар дают.

Люди разъехались лишь поздно вечером. Юндэн верил, что они уезжают из красной юрты с новым чувством, что ему удалось разбудить в их душе интерес к новому, доброму.

Порадовала его и Шур. Подойдя к Юндэну, она достала небольшой сверточек.

— Это для вас. Сама сделала. Прошлой осенью я видела такой у одного государственного служащего. — И она, сунув подарок в руки Юндэну, убежала. Юндэн вошел в юрту и при свете лампы рассмотрел подарок, — это была обложка для ревсомольского билета, сшитая из голубого шелка, с изображением рыбы{12} и другими благопожеланиями. Он улыбнулся: ничего не скажешь, славный подарок. Вложив билет в голубую обложку, подумал, что за подарок надо отблагодарить. Только чем? Ничего подходящего под рукой у него не было. Однако почему это сердце его вдруг так забилось?

Он вышел на свежий воздух. Синело звездное небо. В тишине отчетливо звучал голос Шур — она загоняла верблюдицу и пела. Какой у нее чудесный голос, нежный и мелодичный! Юндэн невольно заслушался, песня звучала то затихая, то вновь набирая силу. Нет, так петь может только очень счастливый человек. Выходит, Шур счастлива?..

Но вот тугие струи молока ударили в ведро, и пение смолкло — девушка начала доить верблюдицу. Юндэн вздохнул и вернулся к себе. Он постелил постель и лег. Но уснуть не мог еще долго — в ушах у него все звучал и звучал голос Шур.

В соседней юрте, также отгоняя напрочь сон, учащенно билось сердечко девушки. Уткнув лицо в подушку, Шур мысленно бранила себя. И все равно, думала она, пусть не любит ее Юндэн, — в самом деле, за что такой замечательный парень может полюбить ничем не приметную девушку? — все равно завтра утром она снова его увидит, снова будет говорить с ним. А еще она спросит, как ей поступить в школу и возьмут ли такую взрослую, как она, девушку в школу. Однако мечтам Шур сбыться не довелось — Юндэна она на следующее утро уже не увидела. Еще на рассвете за Юндэном прискакал на коне посыльный, — заведующего красной юртой вызывали в сомонный центр.

Юндэн вернулся лишь на третьи сутки, лошадь под ним еле переставляла ноги. Вместе с ним прибыли сомонный дарга и еще несколько незнакомых людей. Все они быстро разобрали красную юрту и сразу же уехали. Глядя, как Юндэн погоняет своих двух верблюдов, Шур почувствовала неодолимую грусть. Словно догадавшись, что она смотрит ему вслед, он оглянулся и крикнул: «Я скоро вернусь, Шур!»

* * *

«Я спасен, — подумал Юндэн, упав с верблюда на землю. — Жаль только, что руки связаны. Значит, мне суждено жить». Он попытался ослабить веревку, тер ее о колючий кустарник, о камни. Тщетно. Наоборот, казалось, что с каждым движением веревка только сильнее впивается в кожу. «Хоть бы камень поострей отыскать», — подумал Юндэн. Он посмотрел на небо. Звезды начали бледнеть. Значит, скоро рассвет, обрадовался он, чутко прислушиваясь к степным звукам. Так и есть — первый жаворонок