Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

из сказки. Но остаться здесь без матери он не хотел. Пусть бы она задержалась хоть на денек. И Юндэн немедленно обратился к небу с такой просьбой. Однако небо не вняло его мольбам — мать, помолившись в храме и получив благословение настоятеля, вечером собралась в обратный путь, а Юндэн не осмелился ее удерживать. Он долго провожал мать взглядом, и когда их большой светло-коричневый верблюд превратился в едва различимую точку, он впервые в жизни испытал горькую тоску одиночества и принялся безутешно плакать.

Так Юндэн стал учеником ламы Осора. Кончилось его привольное житье, теперь большую часть времени ему приходилось проводить в молитвах.

Прошел целый год, и все-таки стоило Юндэну оказаться в открытой степи, как смятение овладевало сердцем послушника; отары овец, конское ржанье, запах аргала — все это живо напоминало ему родной дом. Он глушил в себе тоску зубрежкой молитв, покорно следуя своей судьбе. Наконец Юндэн вызубрил молитвенник, и его допустили участвовать в богослужениях. Наставник хвалил Юндэна, сулил ему большое будущее, если он и впредь будет проявлять усердие. Иногда Юндэн видел себя во сне в дамском облачении, с четками в руках. Однако до чтения серьезных сутр наставник его не допускал. «Молод еще, кровь жидковата». Изредка Юндэн расспрашивал хувраков о сути религиозных догм, но они толком ничего ответить не могли. За год Юндэн подружился с многими послушниками — своими сверстниками. Ближе всех он сошелся с шаби настоятеля Галсанцэрэна по имени Жалбу. Этого отрока также хвалили за прилежание. К весне Жалбу и Юндэн стали друзьями. Собирая аргал, они со своими ивовыми корзинами забредали далеко от монастырского поселка.

— Послушай, Юндэн, похоже, наше учение к концу подошло, — сказал как-то Жалбу. — Вместо ученья наши наставники теперь будут заставлять нас заготовлять топливо и выполнять всякую черную работу.

Юндэн, искренне веривший, что Жалбу очень скоро станет ученым ламой, даже оторопел.

— Мой наставник считает, — ответил он, — что я слишком молод, чтобы браться за серьезные книги. Поэтому я сперва должен научиться чинить ему гутулы, нашивать на чепраки орнаменты.

— Знаешь, что я придумал, Юндэн? Давай подадимся в Западный монастырь. Говорят, это божественное место и к хувракам там совсем по-иному относятся. Пойдем туда? Как ты, согласен?

— Пойдем! Родители наши только обрадуются, когда узнают, что мы наконец стали учеными ламами.

«Конечно, хорошо бы порадовать родителей», — подумал Юндэн.

— Я согласен, — решительно сказал он.

Друзья по очереди порезали себе большой палец и из ранки друг у друга высосали несколько капель крови. Теперь они стали побратимами, которых связывала общая тайна.

Несколько дней они запасали еду на дорогу, в укромном уголке хашана обсуждали маршрут. На людях они частенько переглядывались, показывая друг другу большой палец.

Однажды между друзьями зашел разговор о девушке, приехавшей в монастырь с матерью на богомолье.

— Посмотри, какая хорошенькая! — сказал Жалбу.

— Как можно… — промямлил Юндэн, до смерти стеснявшийся таких разговоров.

— Посмотри, какие у нее алые щечки, — не унимался Жалбу, — а над верхней губой симпатичная родинка! Говорят, у кого такая родинка, тот счастливый!

Юндэн убежал. Вечером лама сделал ему внушение.

— Сынок, веди себя пристойно. Не допускай дурных мыслей. Разговоров о женщинах не веди.

Юндэн растерялся — откуда лама узнал о его разговоре с Жалбу? Ему и в голову не пришло, что его приятель успел обо всем рассказать своему наставнику, а тот все передал ламе Осору. Если наставник Осор такой проницательный, подумал Юндэн, может, он уже знает и об их затее с побегом? Но лама ничего об этом не говорил, и Юндэн успокоился.

Побег был назначен на пятнадцатый день первого летнего месяца. Вечером друзья встретились у колодца. Здесь они наполнили водой фляги и отправились в путь…

И вот теперь через несколько лет после революции, подъезжая к монастырю Бэл, Юндэн испытывал двоякое чувство — радости и тревоги. У знакомого старого колодца он разбил свою красную юрту. Гордо реет на ветру алый флажок — символ новой жизни. В юрту то и дело заглядывают любопытные ребятишки, но Юндэн заметил, что банди, пришедшие по воду, шарахаются от нее, как от чумы. Однако по тому, как долго они возились у колодца, украдкой поглядывая на красную юрту, было ясно, что и их разбирает любопытство.

Для успешного выполнения порученного ему дела Юндэн решил заручиться расположением своего бывшего наставника ламы Осора. Юндэн застал ламу за работой: тот расшивал седельную подушку бусинками из дымчатого хрусталя. Как полагается, Юндэн с поклоном преподнес бывшему наставнику хадак. Лама засуетился, подбросил в огонь аргал, вскипятил чай и приготовил угощение. Как и несколько лет назад, в юрте пахло кожами, мехом, курительными свечами.

— И многому тебя научили в армии, Юндэн? — поинтересовался лама.

— Первым делом, конечно, винтовку в руках держать, ну и прочим военным наукам.

— Вот как… — неопределенно протянул лама, и было непонятно, доволен он или нет.

— Я приехал к вам по делу, — начал Юндэн, — и скажу прямо — мне нужна ваша помощь. Я теперь на государственной службе, и хоть должность моя невелика, а все-таки… — Юндэн преподнес ламе еще один хадак.

Лама подержал в руках подарок и вернул его Юндэну.

— Знаю я, что тебе надо, но хадак возвращаю, пусть будет тебе удача в твоем деле, Юндэн. — Лама с шумом втянул в себя понюшку табаку.

— Учитель, вы меня благословили, я вам очень благодарен. Но дело вот в чем… — И Юндэн рассказал, что в Улан-Баторе уже создана артель из лам, владеющих каким-нибудь ремеслом.

— Я понял, к чему ты клонишь, Юндэн. Ясно, нынче другие времена, и многое в мире меняется. Но я ни о каких артелях и слышать не хочу. Поздно мне переучиваться. Однако мешать тебе не стану и другим не позволю. А чтобы тебе было свободнее действовать, я завтра же уеду в худон. Поговоришь с моими учениками без меня.

Пока лама Осор ездил в худон, Юндэн сумел уговорить четырнадцать послушников покинуть монастырь и объединиться в артель.

В монастыре Юндэн и его товарищи провели целый месяц. Старики, приходившие на представления, которые разыгрывал Юндэн со своей бригадой и в которых высмеивались жадные и невежественные ламы, говорили:

— Ох, не поздоровится тому, кто осмелится высмеивать лам! Величайший это грех! — Тем не менее они непременно являлись на каждое следующее представление и теперь называли Юндэна «Юндэном из красной юрты».

Воодушевленные успехом пропагандистской работы в монастыре Бэл, Юндэн со своими товарищами отправились в другие монастыри. Там они рассказывали ламам о задачах революции, звали молодых послушников возвращаться домой и жить, как все.

В аил Юндэн вернулся с чувством исполненного долга. Однако