Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

опеку Центрального Комитета, а на месте самого Центрального Комитета возникнет фигура диктатора. '" Тот факт, что главные представители критической, западной, интеллектуальной тенденции в своей преобладающей массе были евреями, весьма облегчило задачу их устранения, несмотря на то, что Советский Союз был единственным в мире государством, где антисемитизм карался смертной казнью": трудно не заметить враждебную направленность Великой Чистки по отношению к инородцам. Критическую тенденцию в партии питала присущая представителям различных национальностей склонность к анархии или автономии; и вместе с тем страх, который окутывал каждого, позволял смутно сознавать силу замкнутого коллектива и лишь через него – свою собственную силу, что возбуждало уже не просто страх, но становилось прямо-таки ужасающим. С другой стороны, командный состав набирался по большей части из ветеранов гражданской войны, и многие из этих людей, не лишенных собственных великих заслуг, желали бы видеть себя действительно "товарищами" Сталина, а не безусловно послушными детьми "великого отца и вождя всех времен и народов". Однако практически полное уничтожение партии и командного состава освободило большинство ведущих позиций, как это уже случалось во времена первой и второй революций, и теперь Сталин мог рассчитывать на безусловную лояльность новых командиров и нового партийного руководства. Если такое чудовищное событие, как Чистка, вообще могло найти какое бы то ни было логическое объяснение, а не означало лишь взрыв коллективного безумия, то скорее всего его следовало понимать в гитлеровском духе создания "твердого, как сталь, народного организма", который в своей абсолютной сплоченности подчиняется воле собственной персонификации – воле вождя, благодаря чему оказывается способным вынести даже самое худшее, не подвергаясь при этом расколу или разложению.

Однако каким целям должна была служить эта абсолютная сплоченность, которая подготавливала, так сказать, дух народный к неким чрезвычайным испытаниям?

Ответ кажется простым. Все события 1936-1938 гг. происходили, что слишком явственно ощущалось, с постоянной оглядкой на Германию и фашистов, а также на Японию. Никакое другое впечатление не могло так сильно воздействовать на обычного советского гражданина, как знание о том, что немецкие фашисты готовятся к нападению на Советский Союз и располагают при этом многочисленными помощниками в советских партии и армии. Великая Чистка могла в таком случае рассматриваться как неизбежная мера подготовки к оборонительной войне – войне не на жизнь, а на смерть. Без особых натяжек в эту картину вписывались меры, которые иностранными наблюдателями зачастую оценивались как реставрационные и немарксистские: укрепление семьи, позитивная оценка национальных традиций и, не в последнюю очередь, фигуры победителя немецких псов-рыцарей Александра Невского, роль которого подчеркнуто принижали марксистские историки, весьма критично настроенные по отношению к событиям русской истории как истории царизма.

Наряду с господствующей версией, однако, уже довольно долго существует другая интерпретация, предложенная впервые, кажется, Вальтером Кривицким; она имеет своих сторонников и в настоящее время. Согласно последней, Сталин изначально был настроен на соглашение с Гитлером, вызывавшем у него одновременно и страх, и восхищение. Согласно данному представлению, он должен был разрушить старую партию и предать смерти героев гражданской войны в том случае, если серьезно готовил подобный поворот событий.

В третьей версии Сталин предстает непоколебимым революционером, который должен был устранить других, путавших дело со своей риторикой, для того чтобы укрепить единственную цитадель борьбы с капитализмом и фашизмом. В резком противоречии с этой версией находится четвертая, которая заключает в себе целиком негативное и свойственное многим марксистам суждение, согласно которому Сталин просто обнаружил в этой чистке присущие ему черты восточного деспота или даже, в некотором роде, национал-социалиста.

Все представленные суждения уже имели место в 1938 году, пусть хо-тя бы и в форме импликаций или обыденных, нетеоретических высказываний. Так, Антонов-Овсеенко швырнул в ответ следователю НКВД, назвавшему его врагом народа, полные презрения слова: "Это Вы враг народа. Вы – самый настоящий фашист". " Но следователь в данном случае был всего лишь инструментом. Этот упрек имел смысл, лишь будучи направленным против Сталина.

Если он действительно был справедливым, то можно было говорить о величайшей победе, которую Гитлер одержал в триумфальном 1938 году. Если же он оказался напрасным, то для Сталина как персонификации большевизма и мировой революции начались в самом этом году опаснейшие из всех испытаний.

В то время как Сталин, по убеждению авторитетных наблюдателей, ослаблял свою армию и дезорганизовывал собственную партию, Гитлер пришел в 1938 году к такому успеху, какого до него в мирное время не способен был достичь ни один из государственных деятелей: под лозунгом права нации на самоопределение он увеличил численность немецкого Рейха на 10 миллионов человек, стирая одни государства Центральной Европы и калеча другие. Это позволило ему сделать Германию могущественнейшим государством в Европе и одновременно практически исключить из соотношения сил Советский Союз, в результате чего воцарилось великое согласие, к которому он всегда и стремился. Однако мирные средства заключались в угрозе войны и методах, которые по всем человеческим меркам могли бы быть применены лишь однажды, и величайший до сих пор триумф права нации на самоопределение был противоречив в себе самом. Так закончился великий 1938 год для Гитлера уже в октябре-ноябре, и собственные действия достаточно скоро превратили его из гонителя в гонимого, который поставил Сталина третейским судьей над судьбами Европы.

5 ноября Гитлер собрал своих ближайших соратников на совещание в рейхканцелярии, а именно министра иностранных дел фон Нейрата, военного министра фон Бломберга, главнокомандующих сухопутных войск, военно-морских и военно-воздушных сил Фрича, Редера и Геринга. Кроме того, на заседании присутствовал вермахтадьютант полковник Хосбах, подготовивший вскоре после этого бумагу, копия которой попала после войны в руки союзников, так называемый "Хосбахский протокол". ' Намерение Гитлера, очевидно, состояло в том, чтобы перед этой самой узкой руководящей группой провозгласить предстоящий переход к активной внешней политике. Объективная ситуация была благоприятной: перевооружение было еще далеко не закончено, но последние два года Германия вкладывала в это большие средства, чем все западные государства, включая и США, вместе взятые. Дружба с Италией после посещения Муссолини казалась незыблемой; победа Народного фронта во Франции была, по всей видимости, победой над леностью, как мог удостоверить каждый, кто в 1937 году видел на Всемирной выставке немецкий и французский павильоны; в английском правительстве Болдуина в мае 1937 года сменил Невилл Чемберлен, что означало значительное проникновение политики умиротворения ("appeusement"); Советский Союз находился в муках великой чистки, и Геринг мог в разговоре с американским послом в Париже, Уильямом К. Булиттом, отстаивать мнение, что Красную Армию уже больше нельзя рассматривать