Зверь - Мола Кармен

— Что ты хотела?

— Я видела, как вы вчера дрались.

— Монах не должен сражаться, но так уж вышло… Здесь погибло пятьдесят человек и еще столько же в других храмах, но, если бы мы не защищались, потери были бы гораздо больше.

— Рядом с вами стоял священник с фиолетовым поясом. Голубоглазый.

— Приор Бернардо. Он вместе с другими пытался бежать через часовню Кристо-де-лос-Долорес, но толпа их настигла.

— Он погиб?

Брат Браулио впервые взглянул на девочку с интересом:

— Боюсь, что да. А зачем тебе приор?

Лусия отвела глаза: к такому вопросу она не была готова. На ее счастье суровый монах заговорил, не дожидаясь ответа:

— Беспорядки закончились, но священникам и монахам в городе все еще опасно находиться. Нас преследуют, как первых христиан. И так будет до тех пор, пока люди не перестанут верить, что мы виновны в распространении холеры. Поди узнай, кто распустил слухи, что мы посылаем мальчишек отравлять колодцы.

— Я понимаю, что это неправда.

Брат Браулио предложил Лусии глотнуть вина из кувшина, и она послушно начала пить, но подавилась.

— Откашляйся и расскажи наконец, зачем ты искала приора.

Лусия рассказала, что в их семье из поколения в поколение переходит по наследству золотой перстень с изображением скрещенных молотов. Умирая, мать отдала ей этот перстень, но он куда-то подевался. Она, мол, подозревает, что священник с фиолетовым поясом приходится родственником ее матери или что-то знает о ее семье. Она хотела поговорить с ним, потому что осталась на свете совсем одна, а благодаря перстню смогла бы, возможно, найти кого-нибудь из родных, кто согласился бы приютить ее. Завершив рассказ, она подняла на брата Браулио глаза, надеясь, что жалобный тон придал ее выдумке правдоподобия.

— Хочешь сказать, приор — твой родственник?

Лусия судорожно сглотнула:

— Не знаю, но у этого человека такой же перстень, какой был у моей матери. Раньше я таких не видела. Я хотела просто спросить его…

Брат Браулио вернулся к трапезе, словно еда помогала ему думать. Затем он подал знак другому монаху, и тот принес еще кувшин вина. Францисканец одним глотком осушил его почти наполовину.

— Недурственное в этом монастыре вино, очень недурственное.

Обтерев миску куском хлеба, он наконец проговорил:

— Труп приора нашли с отрезанным пальцем. Перстень кто-то украл. Но я наведу справки. Скажи, где я могу тебя найти.

— Я сама приду в монастырь. Еще не знаю, где я окажусь.

— Хорошо. Тогда приходи завтра. Может, я успею что-нибудь выяснить. Как звали твою мать?

Поймав непонимающий взгляд Лусии, брат Браулио пояснил:

— Должен же я знать, кому покойный приор предположительно был родней.

— Кандида.

Оставшись один, монах зычно рыгнул и, обдумывая рассказ девочки, стал перекатывать вино за щеками, как будто полоскал рот.

Лусия вышла из ворот собора, понимая, что монах не поверил ни единому ее слову.

____

Менее чем за сто лет до этих событий в аптеках можно было найти не только лекарства, но и средства от сглаза. Люди не пренебрегали никакими возможностями, веря в ничем не подтвержденную эффективность разнообразных снадобий. Но к концу восемнадцатого столетия ситуация начала меняться, и, хотя борьба между фармацевтами, получившими университетское образование, и целителями продолжалась, аптеки приобрели бо́льший авторитет. Остались в прошлом средневековые рецепты, опиравшиеся скорее на магические заклинания, нежели на научные данные; в сотнях керамических банок, где хранились всевозможные ингредиенты, было уже не найти ни измельченных мушиных крылышек, ни толченого куриного помета, ни глаз летучих мышей.

Положение фармацевта изменилось, теперь он пользовался не меньшим уважением, чем хирург. В некоторых городах готовы были платить особый взнос, лишь бы у них поселился какой-нибудь аптекарь. Находились и те, кто соглашался с поэтом и драматургом Леонардо Моратином, советовавшим своей знакомой выйти замуж за фармацевта, чтобы всегда иметь под рукой микстуры, косметику, отвары, припарки и эссенции.

Аптека Теодомиро Гарсеса, в самом начале улицы Толедо, в паре шагов от Пласа-Майор, была одной из лучших в Мадриде. Брат Браулио зашел в нее и, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо ждал своей очереди. Он чувствовал усталость и острую боль в бедре; рана в животе ныла.

Аптекарь Теодомиро был высок и уже немолод. Выцветший коричневый халат был ему мал, тонкие изящные руки торчали из рукавов: весь жир в его теле сосредоточился в раздутом животе, который почти лежал на прилавке. Готовые свалиться с крючковатого носа очки довершали сходство с газетной карикатурой — аптекарь был похож на одного из скряг, которые преследуют должников, как воронье. Однако брат Браулио слышал, что, несмотря на непрезентабельную внешность, Теодомиро был женат на юной красавице.

В аптеке трудилось полдюжины помощников. Один из них обратился к монаху:

— Чем могу служить?

— У моей борзой воспалился левый глаз.

Теодомиро тем временем получал от какой-то сеньоры деньги за мазь от насморка — во время холеры даже легкая головная боль или случайный чих вызывали у людей панику. Хозяин аптеки взглянул на монаха поверх очков, и внимательный наблюдатель заметил бы, как нервно дрогнули уголки его рта.

Теодомиро улыбнулся, подошел к помощнику и мягко отстранил его рукой.

— Особое средство готово для вас, — произнес он учтиво.

Они использовали пароль — две фразы, зарифмованные, чтобы легче запомнить.

Теодомиро отдернул занавеску и пригласил монаха в подсобное помещение — в лабораторию, уставленную колбами, горелками, ретортами и всевозможными склянками. На стеллаже у стены стояли книги, посвященные аптекарскому делу и целебным свойствам трав. Несколько фармацевтов вместе с помощниками-студентами готовили заказанные снадобья. Сюда поступали последние сведения о медицинских открытиях из Парижа, Лондона и Вены, здесь изучали способы борьбы с холерой.

Теодомиро и брат Браулио прошли в конец помещения и поднялись в мансарду. Наверху трудились бухгалтеры, а рядом находилась большая гостиная, доступ в которую был открыт немногим. Лишь избранные знали, что в этой гостиной, посреди которой стоял роскошный стол для французского бильярда, мадридские карлисты планировали свои операции. Теодомиро не без иронии и дерзости называл эту комнату святилищем.

— Ваше имя? — спросил аптекарь, закрыв дверь.

— Томас Агирре, хотя здесь меня знают как брата Браулио. Пять дней назад я прибыл, чтобы расследовать смерть теолога Игнасио Гарсиа.

— Но, судя по всему, он умер от холеры…

— Он был нашим агентом. Одним из лучших. Ему было поручено подготовить список особо опасных врагов нашего дела — людей известных, имеющих вес в обществе. Мы так и не получили этот список, а когда я приехал сюда, то выяснилось, что падре Игнасио умер. Не слишком ли странное совпадение?

— Холера убивает тысячи людей по всему миру. Пора пересмотреть представления о том, что вам кажется случайным. Впрочем… — Теодомиро задумчиво потер подбородок. — Игнасио всегда был озабочен своим здоровьем. Когда началась эпидемия, каких только снадобий он у меня не заказывал! Он был не только богословом, но и специалистом по ботанике.

— Большим знатоком средневековой медицины, я знаю.

— И ценным клиентом. Настойки, которые он просил меня приготовить, с каждым разом становились все сложнее. Но однажды он словно потерял к ним интерес.

— Почему? Перестал бояться холеры?

— Не знаю. Но несколько недель назад заказы от него перестали поступать.

— Никаких сообщений он не оставлял? Мне сказали, что я смогу получить у вас ценные сведения.

— Моей аптекой друзья пользуются лишь в крайнем случае. Лишние встречи мне здесь не нужны. Один неверный шаг, и мне конец. Аресты карлистов происходят ежедневно, и немногие возвращаются из застенков живыми.

— Сейчас трудно передвигаться по улицам, не вызывая подозрений. Из-за эпидемии город почти обезлюдел.