Зверь - Мола Кармен

— Да замолчи ты, наконец! — хрипло осадила ее одна из пленниц.

Девочки снова вспомнили предложение Фатимы.

— Может, если сильно шуметь, нас кто-нибудь услышит?

— Мы уже пробовали.

— Великан пришел, избил нас и оставил без еды.

— Пусть лучше меня изобьют, чем я умру здесь, даже не попробовав спастись.

Все вместе они застучали по решеткам мисками и цинковыми ночными горшками. Через пару минут кто-то уже смеялся, вспоминая знакомые считалки — «из встречной лодки лодочник мне крикнул», — и потихоньку детский оптимизм снова взял верх. Исабель не плакала и, видимо уже плохо соображая от страха и голода, повторяла, что Зверь спустится за ними и отвезет во дворец. Она в очередной раз затянула свою историю о том, что их подобрали на улице, чтобы выдать замуж за принцев. Другие пленницы, не такие фантазерки, надеялись, что полиция наконец поймала похитителя и с минуты на минуту сюда ворвутся гвардейцы и всех освободят.

— Моя мама вещунья. Она умеет предсказывать будущее. Она нас найдет.

Заявление Фатимы, столь же абсурдное, как и все прочие, окончательно вывело Хуану из себя:

— Никто нас не освободит! А когда этот человек придет, знаете, что он с нами сделает? Он разорвет нас на куски. Оторвет руки, ноги. Даже голову. Потому что он — Зверь! Мы тут болтаем глупости, но на самом деле мы все уже мертвы. Мы покойницы!

В подземелье воцарилась тишина.

Только Исабель решилась робко спросить:

— Откуда ты знаешь, что это Зверь?

У Хуаны не было сил отвечать. Они и сами давно все поняли. Просто она, новенькая, столько времени просидевшая молча, проткнула пузырь, который защищал их от страшной правды. Примерно на час в подземелье воцарилась полная тишина. Затем послышался какой-то шорох. Фатима сказала:

— Тут везде кровь на полу…

Они сразу поняли, откуда эта кровь. Исабель заточила о стену край цинкового горшка, зазубрившегося от ударов по прутьям, и перерезала себе вены. Беззвучно, чтобы никто не услышал, с тихим всхлипом вместо прощания. Кровь уже дотекла до соседней клетки, в которой сидела Фатима.

— Исабель! Исабель, что ты наделала? Она покончила с собой! Исабель покончила с собой! На помощь! На помощь! — кричала Фатима.

Ей вторил хор пронзительных воплей, проклятий и воя, больше похожего на звериный, чем на человеческий. Хуана заплакала: неужели эта девочка покончила с собой из-за того, что она сказала? И разве не должна она поступить так же? Зачем продлевать страдания?

— Не делай этого. Нужно держаться до конца.

Хуана обернулась на голос, которого раньше не слышала. В нем звучала страсть и решимость.

— Мы не знаем, что будет даже через минуту. Не знали же мы, что окажемся здесь! Хочешь, я кое-что тебе расскажу? Если бы мы умели читать небо, то нам открылось бы будущее. Моя сестра знала одного старичка, он торговал скобяными товарами около Толедских ворот и умел читать судьбу по облакам и звездам. Если уж научился этому, то будешь делать запросто — как будто газету читаешь. Звезды расскажут всю твою жизнь. Так вот, этот старик предсказал моей сестре, что у нее будет свой дворец где-то на севере, в Сан-Себастьяне. И я буду жить с ней и выйду замуж за француза. Я ни одного француза не видела, но, как только увижу, наверняка сразу влюблюсь. А значит, мы выйдем отсюда.

— И ты веришь в эту чепуху?

— Нет ничего плохого в том, чтобы верить в истории. Особенно в такие, от которых на душе спокойнее. Или в веселые, от которых становится смешно.

Постепенно в подземелье снова наступила тишина, прерываемая только бормотанием Фатимы, все еще не желавшей верить, что Исабель покончила с собой. Хуана пыталась разглядеть девочку, поддержавшую ее в тяжелую минуту. Зверь приволок ее вчера, когда приходил в последний раз, и Хуана тогда почти не обратила на нее внимания. Присмотревшись, она вдруг поняла, что лицо новенькой ей знакомо.

— Я тебя знаю?

— Меня зовут Клара. Я видела, как Зверь увел тебя с улицы Клавель. И я говорила с твоей мамой. Можешь не сомневаться: она глаз не сомкнет, пока тебя не отыщет, — сказала ее соседка.

Услышав о Дельфине, Хуана чуть не расплакалась снова.

____

Город притих, и даже следы вчерашней бойни стали едва заметны. Только у церквей пахло гарью да валялись кое-где разбитые скамейки и статуи святых. Лусия всю ночь бродила по пустынным улицам, питая абсурдную надежду, что Клара вот-вот появится из-за угла. Наступило утро, тени рассеялись, и вот уже первые мадридцы отправились по своим делам. Ей встретились две похоронные процессии, и было неясно, хоронят ли убитого монаха или очередную жертву холеры. Лусия не сомневалась только в одном: никто не оплакивает ее друга Элоя. Вчера его увезли на телеге, чтобы закопать в общей яме. Жгучее чувство вины пронзило ее сердце при мысли, что она должна была остаться рядом с ним, что он бы никогда ее не бросил. «Мертвым не нужна поддержка, а твоей сестре нужна», — утешал ее Элой в беззвучном диалоге, который она вела с собой, ища оправдания. Вымышленный Элой продолжил: «Ты должна найти монаха с фиолетовым поясом — того, у которого был перстень».

Лусия почувствовала подступающую дурноту. Со вчерашнего утра она ничего не ела, кроме кусочка колбасы в доме человека, который привел ее к себе. Надо поесть, а для этого раздобыть денег. Вернуться в бордель она не может, значит, придется перебиваться мелким воровством. Украденную у Диего серебряную рамку можно продать Калеке, скупщику краденого, с которым ее познакомил Элой, но это подождет. Сначала нужно разыскать прелата и перстень, потому что только он мог привести ее к Кларе.

В Соборе Святого Франциска Великого повсюду были заметны следы вчерашнего погрома. Казалось, под огромным куполом еще звучит эхо леденящих душу криков. В воздухе летала пыль, словно не желая опускаться на заляпанные кровью колонны, пол, решетки, алтарь. Лусии вдруг пришло в голову, что на лицах святого Франциска, Иисуса Христа и поверженной на пол Непорочной Девы написан ужас.

Какой-то монах подметал пол соломенной метлой.

— Я ищу брата Браулио.

— Он у главного алтаря, молится.

Лусия с трудом узнала в коленопреклоненном босом и смиренном человеке бритоголового воина, хотя на нем было то же одеяние, тот же пояс, а сквозь прореху в ткани виднелся бинт.

— Жди! Или хочешь, чтобы Бог подождал?

Гневный вопрос прозвучал прежде, чем она успела открыть рот. Этот голос — Лусия слышала его вчера, когда монах ругался во время побоища, — звучал мрачно и властно даже в невнятном рокоте молитвы. Это был голос военачальника, а не служителя церкви. Пока монах молился, Лусия рассматривала собор. Накануне она была так испугана, что почти ничего не заметила. Глядя на окружавшую ее роскошь, девочка с трудом могла поверить, что всего в двух кварталах отсюда царит ужасающая нищета. На висевшей прямо перед ней огромной картине было изображено явление Иисуса Христа и Девы Марии святому Франциску Ассизскому, но особенно сильное впечатление произвел на Лусию купол, внутри еще более величественный, чем снаружи. Он был таким высоким, что казалось, будто под ним может уместиться весь мир.

— Нравится?

Она даже не заметила, как монах, закончив молиться, подошел к ней. Это был крепко сложенный, высокий человек, хотя и не такой огромный, как тот, которого она вчера убила. Его взгляд был спокоен, словно тихая заводь, в нем не было и следа того огня, что полыхал во время драки.

— Какой он огромный!

— Огромен не купол, а величие Божье. Ты хотела мне что-то сказать?

— Да.

— Пойдем со мной, я голоден. Я еще не завтракал.

Ему подали полную миску каши, большой куск хлеба и кувшин вина. Он не предложил Лусии присоединиться, поэтому она просто смотрела, как он ест. Но, обнаружив в гуще кусок мяса, он вдруг протянул ей ложку:

— Ешь!

Она ела и думала, что никогда бы так не поступила: никогда не отдала бы кусок мяса, попавшийся ей. Монах продолжил трапезу, но через некоторое время внезапно поднял на нее глаза: