Зверь - Мола Кармен

— Пойдем.

Диего взял ее за руку и вывел из комнаты. Они поднялись по лестнице на террасу, расположенную на плоской крыше. Окруженные развешанным соседским бельем, которое скрывало их от посторонних глаз, они уселись на расстеленном одеяле.

В небо все еще поднимались столбы дыма — разъяренные мадридцы продолжали жечь церкви и монастыри.

— Трудно было добраться сюда? — спросил Диего.

— Трудно было проехать мимо Сан-Исидро. Посреди улицы Толедо горит костер из церковных скамеек.

— Люди совершенно потеряли рассудок.

— Когда давление становится слишком сильным, взрыв может произойти где угодно. Карлисты довели нас до предела, я много раз говорила об этом мужу. И он, и остальные члены правительства давно должны были сказать народу, что во всем виноваты карлисты. Надеюсь, ты не из них?

— Нет. Но я и не сторонник Марии-Кристины или Изабеллы. Честно говоря, я предпочел бы, по примеру французов, избавиться от королей…

— Установить республику? Я, хоть и дворянка, всегда мечтала дожить до этого дня. Вот если бы испанцы когда-нибудь доросли до того, чтобы взять бразды правления в свои руки!

Они подняли бокалы и чокнулись, глядя друг другу в глаза. Диего трудно было выкинуть из головы все, что произошло за этот день, трудно было переключиться. Некоторое время они вспоминали, как вместе обходили палаты, говорили о болезни, унесшей жизни стольких мадридцев, о работе Аны в лазарете, об убийстве предполагаемого Зверя…

— Значит, девочкам больше ничто не угрожает?

— Надеюсь. Но пропавшие девочки до сих пор не найдены. Все это очень странно… Почему их убивают таким жутким образом? Почему одних находят сразу, а других — только через несколько недель и даже месяцев после похищения? Пока этому нет объяснения…

Ана задумчиво смотрела на него, словно стараясь разгадать загадку.

— Знаешь, Диего, чему на самом деле нет объяснения? Тому, что ты нравишься мне настолько, что все это время я думала только о тебе…

Их губы встретились.

Здесь, в этом месте, столь не похожем на будуар Аны и сад с экзотическими растениями и птицами, на плоской крыше доходного дома, под небом Мадрида, Ана и Диего вновь предались любви. Они лежали в свете звезд, обнявшись, и Диего понимал, что обратного пути больше нет: он влюбился в эту женщину, даму высшего света, жену министра. В самую неподходящую для него женщину.

— Надеюсь, на этот раз мы расстаемся ненадолго. Мой муж все еще сидит вместе с королевским двором в Ла-Гранхе. Приходи ко мне, когда захочешь.

— А если он узнает?

— Ему нет до этого никакого дела. Некоторые браки — всего лишь разновидность контракта. Вот и ты не придавай этому значения.

— Но если твои чувства ко мне…

Прежде чем ответить, Ана посмотрела в мадридское небо, окинула долгим взглядом пылающие монастыри.

— «Иногда жизнь преподносит неожиданные подарки». — Темные глаза Аны были устремлены на Диего. — Это твои слова, и ты прав. Я никогда не хотела…

Диего понял, что она говорит о любви, но словно боится спугнуть ее, поэтому и не называет по имени.

— Я думаю, таких чувств не ищут. Они приходят сами. И я не хочу их потерять… Хотя мне немного страшно.

Она опустила голову ему на плечо, и несколько минут они лежали в тишине, пока Ана не сказала, что ей пора уходить. Прежде чем исчезнуть, она пообещала не откладывать следующую встречу надолго. Диего проводил ее до экипажа. Разбрызгивая грязь, карета удалялась и наконец исчезла из виду. Ему стало грустно и одиноко. Вернувшись к себе, он обнаружил, что в комнате никого нет. Рыжая Лусия исчезла, прихватив серебряную рамку, в которой был портрет его матери. Однако девочка проявила некоторую чуткость и сам портрет оставила владельцу. Обнаружив пропажу, Диего не мог не посмеяться над собой: вот что бывает, когда приводишь в дом незнакомок!

____

Девочки не знали, что и думать. Накануне утром им в последний раз принесли еду и поменяли ночные горшки. С тех пор великан не появлялся. Он не принес им ни еды, ни питья и не спустился, чтобы провести свой обычный ритуал.

Дольше всех просидевшая в подвале Фатима переговаривалась с Исабель, которую две недели назад похитили у Толедских ворот. От голода она ослабела и сидела, привалившись к каменной стене.

— А если он не придет? — спросила Фатима.

— Странно, он никогда не пропадал так надолго.

— Мы умрем с голоду.

— Говорят, от жажды умирают раньше.

— У меня глаза слипаются. Если бы в тот раз… когда он заставил меня мыть ему спину… если бы я тогда убежала…

— И что? Думаешь, ты успела бы выбраться? Он догнал бы тебя и сделал с тобой то же, что и с Кристиной. Лучше умереть от жажды.

— Это неизвестно. Мы не знаем, что там, наверху… Те, кого он увел… Хорошо бы они оказались дома… или у кого-то на попечении… Жаль, что он не выбрал меня.

— Я уже и не помню, сколько здесь сижу… Меня он тоже так до сих пор и не выбрал.

Съежившись на полу клетки, Хуана слушала жалобы Фатимы и фантазии Исабель о том, что их ждет наверху. С тех пор как Зверь запер ее в клетке, она почти все время молчала. Потому что он — Зверь. Не какой-то там великан, как упорно называли его другие пленницы, как будто речь шла о сказочном герое. «Как там погодка у вас наверху?» — спросила она, когда он подошел к ней у дома на улице Клавель. Спросила тем игривым, двусмысленным тоном, каким обращалась к мужчинам ее мать. Уж Дельфина-то знала, как с ними управляться. Крутила ими как хотела, и Хуана вообразила, что тоже сможет окрутить детину с обожженным лицом. «Хочешь, я куплю тебе пирожное в “Донье Мариките”?» — спросил он с улыбкой, которую, вероятно, считал приветливой, хотя она больше напоминала оскал хищного зверя. Хуана положила тряпичную куклу на ступеньку публичного дома и пошла с этим человеком, взяв его за руку. Решила, что может, как взрослая женщина, заманить в сети мужчину, а вместо этого оказалась жалкой букашкой в сетях паука. Как она могла клюнуть на такую грубую приманку? Шоколад и пирожное, которые посулил незнакомец! Она что, хотела доказать матери, что стала взрослой? По мере того как они удалялись от дома на улице Клавель, Хуана все красочнее представляла себе, как будет рассказывать об этом приключении. И о том, сколько реалов вытрясет из этого человека уловками опытной проститутки. «Мне больно», — сказала она, когда они свернули за угол, и рука Зверя вдруг превратилась в когтистую клешню, намертво сдавившую ее запястье. Он не ответил. Он швырнул ее о стену дома и отхлестал по лицу. Потеряв дар речи, она вдруг поняла, что находится в пустынном переулке. Зверь схватил ее за шею, подтащил к стоявшему неподалеку экипажу и засунул в холщовый мешок. Больше она ничего не видела, пока не оказалась в восьмиугольнике с клетками, в одну из которых он ее и втолкнул. С тех пор она не выходила из дальнего угла и неподвижно сидела среди собственных испражнений. Не шевельнулась она и тогда, когда Зверь вернулся с новой девочкой.

Паника сковала Хуану. Она прекрасно знала, что будет, если Зверь спустится в подвал и, как говорили эти дурехи, «выберет» ее. Она помнила обрывок подслушанного разговора между Дельфиной и Львицей. Они обсуждали статью о какой-то девочке, жившей около ворот Лос-Посос. Ее нашли разорванной на куски. «Зверь», — сказала Дельфина с таким лицом, словно помянула дьявола, и в следующую секунду заметила в дверном проеме Хуану. Она отругала дочь за то, что та подслушивает разговоры старших, и велела идти играть с куклой.

Хуана слышала, как мать и другие женщины рассказывали, что Зверь разрывает жертв на куски. Но она не станет говорить пленницам, едва различимым в полутьме подземелья, что, когда они выйдут из клетки, их ждет вовсе не свобода, а страшная смерть. Страшнейшая из всех смертей на свете.

День клонился к вечеру, голод и жажда все больше давали о себе знать, и у девочек пропало желание разговаривать. Все с ужасом думали о том, что великан не вернется. Исабель жалобно всхлипывала, что только усиливало общую тревогу.