Владимир Коваленко - Против ветра! Русские против янки

— …а вот он отчитывает бригаду, не успевающую к сроку. А вот он передает парусное хозяйство в порт…

Полсотни образов перетекают один в другой. Под занавес — сладкое: рожа временного командующего эскадрой капитан-лейтенанта Копытова, узнавшего, что брошенный на прикол до конца войны мальчишка выводит в океан корабль, несмотря на все потери ставший лишь сильней…

Снова щелкает замок. Гардемарин-пересмешник исчез, за столом сидит суровый молодой командир. Гора бумаг? Почти отдых. Почти сон. Стальное перо гладко бежит по исписанным листам, оставляя пометы. Отчет доктора. Сегодня в госпиталях никто не умер. Двое признаны ограниченно годными к службе. Кстати, не забыть вечером обойти, спросить, нет ли жалоб. А то к здоровым каждое утро, а пострадал человек за отечество — и нет его, выходит? Не годится. Отчет артиллериста… тоже недавний механик. Новая партия снарядов вызывает сомнение. Как нет поясков и поддонов? Опять?! После трех рекламаций, после обращений к Пикенсам, губернатору Бонэму и военно-морскому секретарю Мэллори?

Сон из головы словно вентилятором выдуло… Вот, кстати, еще одно нововведение: искусственная тяга. Нужно в обязательном порядке оборудовать топки. Иначе одно попадание в трубу — и прощай, скорость… Но это можно сделать спокойно. А вот интендантство, похоже, слов не понимает. Остается способ капитана Копытова. Раз уж в России, которую Европы изображают восточной сатрапией, решительная газетная кампания оказалась сильным средством проталкивания стратегического решения — бог велел проверить, насколько сильна власть писак в американской демократии.

Алексеев потер руки. Впереди маячила очередная полезная пакость. Он уже знает, с каким заголовком выйдет завтра «Чарлстонский вестник».

«„Атланта“ — предана и проклята». И ниже, шрифтом помельче: «Русский офицер заявляет: храбрый экипаж пошел в бой безоружным!» А ниже — красочные описания стрельб болванкой без поясков… да, в присутствии нашего корреспондента. Тот, что характерно, в сером, с сержантскими нашивками на рукаве. Сержант тяжелой артиллерии. Так у американцев называются гарнизонные части. Так что все, происходящее внутри и снаружи пушки, расписывает профессионал. Пришлось убить четверть часа — но из статьи удалось выкинуть все сложные слова, и насовать образы. Снаряд крутится в полете, как блохастая собака, и отпрыгивает от брони, как каучуковый мяч. А уж точность этого снаряда удалось сравнить и с играющим в дартс пьяницей, и со слепым стрелком, вздумавшим разрядить ружье, чтоб не тащить домой заряженное.

Вот так, мистеры поставщики негодных болванок. Теперь ваш ход… Если сможете придумать, как избежать суда Линча. Жаль, не удастся посмотреть, как людей, из-за которых в погребах больше половины боезапаса — «испорченно-практические», не годные даже для пристрелки, вываляют в смоле и перьях. Остальные снаряды — бесполезные против брони бомбы.

Есть еще последний запас, о нем и вспоминать не стоит, пока не будет решаться судьба корабля. Настоящие бронебойные, с завода Уэрты. По пять на ствол. Вместо положенных трехсот…

Стук двери.

— Вашбродие! Евгений Иваныч!

Вестовой привычно для беглой речи съедает в словах уставные длинноты.

— Что?

— Тут какой-то мериканец на железном бревне заявился. Говорит, потопил нас… Ну, ладно «Чикора» или «Пальма», эти, хоть и мелочь, боевые корабли. А этот… ну, безумец. А старший наш, Адам Филиппович, с ним по-доброму так беседует…

— Да, — решительно сказал Алексеев, потирая виски, — бревна, топящие корабли, — это слишком. Спасибо, что сообщил. Пойду посмотрю.

Первый же взгляд через ограждение крыши каземата совершенно проясняет ситуацию. Возле самого борта действительно пристроилось «железное бревно» — а вернее, бывший паровозный котел, ныне гордо именуемый подводной лодкой «Американский ныряльщик». Алексееву эту штуковину — совершенно, кстати, секретную — показали сразу по прибытии в Чарлстон. И сообщили, что лейтенант Пайн угробил в ныряющей бочке чертову дюжину человек. Больше желающих рискнуть нет… разве изобретатель явится сам и покажет, как с подлодкой обращаться — без утопленников в каждом выходе. И раз «бревно» на плаву, а из люка выглядывает украшенное шекспировской бородкой лицо под короткополой цивильной шляпой…

— Мистер Ханли, полагаю? Позвольте представиться: мичман русского флота Алексеев Евгений Иванович. Командир этого корабля… не капитан! Вы правда уверяете, что условно уничтожили мой корабль?

— Разумеется! Поднырнул — значит, мог нанести удар миной по днищу… Да, сэр, вы правы. Я Ханли, и перед вами — моя лодка. Отличная посудина, если обращаться с должной аккуратностью.

Старший помощник кивнул.

— Но если бы вы ударили миной по днищу… Возможно, вы и потопили бы корабль, но выбраться бы не смогли!

Изобретатель насупился.

— Возможно. Вы можете предложить лучший способ атаки?

— Да, — объявил Мецишевский, — ударить миной в борт. Ниже брони.

— Пробовали. И что? «Нью-Айронсайдз» до сих пор плавает.

— Значит, взяли слишком высоко. То есть ударили все-таки по броне.

— Я обдумаю ваши слова. А теперь…

Алексеев прервал разговор.

— А теперь не желаете ли подняться на борт, сэр? В конце концов, вы меня условно потопили — даже если условно погибли, будучи затянуты в пробоину.

— Разумеется, я нанесу вам визит. Но после того, как «Американский ныряльщик» будет вытащен на берег и как следует проверен…

Через час мистер Хорэйс Лоусон Ханли — черный цивильный костюм, трость, шляпа и энтузиазм — пил чай в капитанском салоне. И разъяснял, что случайные волны не опасны: распоряжение приварить к корпусу башенки высотой в фут и уже в них устроить люки.

— Фут — это маловато. Мы, например, куда большую волну поднимаем.

— Если я еще увеличу башенки, лодка перевернется. Лучше опасность, что можно предотвратить должной осмотрительностью, чем конструктивный риск: или погибнешь, или нет — но ничего, что зависело бы от тебя… Кстати, я собирался отработать погружение с дифферентом на нос, этакий клевок, но передумал. Если атака снизу слишком опасна, стоит попробовать ваш способ. Подкрасться и ударить в борт! Завтра попробую — на вас. Вместо боевого заряда снаряжу шестовую мину петардой…

Алексееву представилось, как «Невский» получает торпеду под бочок. Вдруг Ханли перепутает и вместо безобидной шутихи возьмет шестовую мину с настоящим зарядом? Этот может. Башенки же приделал после того, как восемь человек отправились на дно всего-то из-за того, что в половине кабельтова прошел нежданный блокадопрорыватель. Случайность, для Чарлстона обычная.