Несбывшаяся жизнь. Книга 2 - Мария Метлицкая

Она перебила его и посмотрела ему в глаза.

– Нет, милый, какие обиды.

Отставила чашку и встала со стула.

– Где ванная? Полотенце?

«Все правильно, – думала она, стоя под упругой горячей струей в душе. – Куда нам деваться? Куда деваться двум взрослым, истомившимся друг по другу людям?»

В приличные гостиницы путь заказан, а в паршивую, для свиданий, не хочется. На пустых дачах холодно и вряд ли уютно. Пансионат? Это мысль, но там нужно брать два одноместных номера: накладно. Хорошо бы куда-нибудь поехать, пусть недалеко, например в Суздаль или Владимир – Лиза там не была, а можно в Тверь… Но на день не поедешь, а на два или три – не получится…

«Все, успокойся и прими как данность, другого выхода нет, – уговаривала себя Лиза. – И никакое это не унижение: скажи спасибо тому, кто дал ключи».

На крючке висело новое банное полотенце.

В спальне было постелено чистое хрустящее белье – видимо, новое. Максим лежал с закрытыми глазами, широко раскинув красивые загорелые руки.

Он притянул Лизу ближе и прошептал:

– Иди ко мне.

Такое Лиза видела в заграничных фильмах, и эти сцены казались ей наигранными, искусственными, фальшивыми. Она застыла на пару минут, а потом осторожно легла рядом.

«Теперь ты любовница. Ты спишь с женатым мужчиной».

Лиза закрыла глаза и прижалась к нему.

Сердце остановилось.

3

Роман их протекал по банальному сценарию «он женат, она свободна».

Это означало одинокие выходные и праздники. Никаких совместных отпусков и длительных совместных поездок – дня на три, не больше.

Но эти редкие поездки были настоящим счастьем. Впереди – целая ночь, бесконечная и ужасно короткая, зато без привычной спешки, исподволь брошенных на часы взглядов. Без обид и горького осадка на сердце, без всегдашних слез, без горького ощущения ущербности. Вне роли актрисы второго плана: нелегалки, воровки.

И – светлое утро, новый пейзаж за окном, совместный неспешный кофе.

Лиза ложилась Максиму на грудь и улыбалась.

И эта ленивая, неторопливая утренняя нежность была важнее неукротимой ночной страсти. Важнее и глубже.

– Ну сколько можно спать, – теребила Максима Лиза. – Соня, ты все проспишь!

– Не просплю, – скрывая зевок, отвечал он и крепко прижимал ее к себе. – Не просплю, не волнуйся!

Но Лиза ненавидела торопливые прощания и свои слезы.

Сколько раз она давала себе слово, что больше не будет, но не получалось – и все повторялось заново. Она видела, что он раздражается и злится, и в ней вскипала злость:

– А, тебе неприятно! Тогда решай! Мне кажется, что пора. Но похоже, что только мне…

Какая же это была глупость! Отчаяние – вот причина. Причина, но не оправдание.

Конечно, Максим злился. Двигались желваки на красивых, ровно очерченных скулах, суживались глаза, твердели губы. Женские слезы всегда раздражают мужчину. Но он держал себя в руках.

– Ну что ты, любимая, что ты! Ты же все понимаешь… Думаешь, мне легче? Да мне в сто раз тяжелее! Мне просто невыносимо, а ты…

И она снова чувствовала себя виноватой.

Всю свою жизнь Лиза чувствовала себя виноватой. Сломала жизнь мам-Нины, измучила Дымчика, требуя от него невозможного, – а забрать Анюту было ее решением, а не его.

Чувствовала вину перед Марией – да-да, и перед ней! За так и не ушедшие обиды, за свою дурацкую злопамятность и упрямство, за невозможность простить и нежелание полюбить. Лиза убеждала себя, что надо быть мягче и терпеливее, но не получалось… Выходило, что человек она злой. Ни разу не обняла и не приголубила, не сказала доброго слова больной и несчастной старухе. Какой же она врач, если в ней нет и капли милосердия?

А Максим? Без зазрения совести отрывать от дочери отца, от жены мужа – втихаря, украдкой, исподтишка…

Как она проживает свою жизнь, чем может гордиться? Ну да, можно и по-другому: воспитывает чужого ребенка (Господи, какие жуткие слова, будто Аня – чужая!), забрала старую, больную, нерадивую мать… Выходит, что героиня? Да и с Полечкой до последнего была рядом – она, а не родная дочь. Разве она плохая?

Человек состоит из белого и черного: у кого-то это поровну, а у кого-то иные пропорции. А себя вообще сложно оценивать. Но раз Лиза думает об этом, мучается и страдает, значит, не все так плохо? А ведь совершенно не с кем поделиться, никто не даст правильный совет, не утешит, не поймет, хоть никто и не осудит. Мария? Да, она знает, что это такое, но вряд ли поймет.

– Опять не туда, Лиза! Пустая трата времени, – скажет Мария. – А годы летят! Тебе замуж надо, а ты связалась с женатым!

Нет, делиться с ней не хотелось, мать по-прежнему была чужой. На работе подруг не было, да если бы и были – разве можно рассказать кому-то про этот роман?

Полечка – вот кто понял бы и пожалел. И Ритка бы поняла. Конечно, повыступала бы, поорала, но потом пожалела бы и посочувствовала.

Елену Николаевну Лиза стеснялась. Она ведь была из тех самых оставленных жен. Стеснялась – и еще очень жалела: сдала ее наставница в последнее время, сникла, чувствовала приближение старости. Кто-то будет с ней рядом?..

Теперь Елена Николаевна все чаще бывала на больничном. Все чаще обострялись старые проблемы с легкими, и как врач, она все понимала: лучше не будет – кому лучше в старости? Но скорый выход на пенсию пугал еще страшнее. Что в ее жизни кроме работы? Какой будет эта самая жизнь без нее?

Лиза ежевечерне звонила и часто навещала, твердя ободряющие слова, уверяя, что и в пенсионерской жизни можно найти много приятного. Но Елена Николаевна слушала молча, с застывшим, неживым взглядом, а однажды сказала:

– Лиза, устраивай жизнь. Найди хорошего мужа, приличного, порядочного человека, пусть скучного и неяркого, но надежного, – и иди за него. На детей не рассчитывай, это инвестиции ненадежные. Единственный, кто поддержит, – хороший и верный мужчина. Мне с этим не повезло, может, тебе повезет…

– А как же любовь? – Лиза выдавила улыбку. – Как без нее, Елена Николаевна?

Елена Николаевна махнула рукой:

– А где она, эта любовь? Вмиг проходит, оставляя пшик – воспоминания и боль. К черту ее, эту любовь. Говорю тебе: надежный человек, вот что спасет от одиночества и отчаяния. И, кстати! – она сверкнула глазами. – Мать свою поменьше слушай! Представляю, что она поет. Вечные песни о вечной любви. Смешно!

– Не верите? – усмехнулась Лиза.

Елена Николаевна покачала головой.

– Ни минуты. Все это сказки, которыми она всю жизнь себя оправдывала. Как же, героиня! Все ради любви! Да как можно было