Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

Башня Высотой в Милю была не шпилем, а массивным блоком, чем-то похожим на пресловутые уступы зданий в Нью-Йорке, но неизмеримо больше.

Внутренность его представляла собой лабиринт.

— Милорд рыцарь, — извиняющимся тоном сказала Стар, — когда мы покидали Ниццу, в нашем багаже хранился полный чертеж этой башни. Сейчас я вынуждена работать по памяти. Однако я так долго изучала этот чертеж, что убеждена в том, что правильно передаю схему нашего движения, хотя пропорции могут быть чуть неверными. В направлениях я уверена, в тех, которые ведут к Яйцу. Может случиться, что побочные пути и тупики я опишу не так детально; я не настолько тщательно их изучала.

— Не вижу, чем это нам повредит, — заверил я ее. — Если я буду знать правильную дорогу, то любая другая, которую я не знаю, будет ложной. Ею мы не воспользуемся. Разве что для того, чтобы спрятаться в трудный момент.

Она изобразила верные направления светящимся красным цветом, мнимые зеленым. Зеленого оказалось намного больше, чем красного. У того типа, который соорудил эту башню, мозги были явно набекрень. То, что казалось центральным входом, вело внутрь и вверх, раздваивалось и соединялось снова, проходило рядом с Залом Яйца, потом по запутанному маршруту возвращало вниз и вышвыривало наружу, как в “На выход — сюда” у П.Т.Барнума.

Другие пути уводили вглубь и оставляли вас плутать в лабиринтах, которые не подчинялись правилу “Держаться левой стены”. Если бы вы так поступили, вы умерли бы с голоду. Даже пути, отмеченные красным, были очень запутаны. Если только вы не знали, где хранится под стражей Яйцо, вы могли даже войти правильно и все равно провести весь этот год и январь следующего в бесплодных поисках.

— Стар, ты бывала в Башне?

— Нет, милорд. Я побывала в Карт-Хокеше. Но далеко оттуда, в Гротовых Холмах. Я видела Башню только с большого расстояния.

— Кто-то же должен был в ней побывать. Ваши… противники… наверняка не посылали вам карты.

Она произнесла четко и ясно:

— Милорд, шестьдесят три храбреца погибло, добывая информацию, которую я предлагаю вашему вниманию.

Значит, сейчас мы идем за шестьдесят четвертого! Я спросил:

— Есть способ оставить для изучения только красные тропы?

— Безусловно, милорд.

Она дотронулась до прибора управления, зеленые линии погасли. Красные пути начинались по одному из каждого из трех отверстий, одной “двери” и двух “окон”.

Я показал на самый нижний уровень.

— Это единственная из тридцати или сорока дверей, которая ведет к Яйцу?

— Верно.

— Стало быть, прямо за ней нас поджидает драка.

— Это было бы вполне естественно, милорд.

— Хммм… — Я повернулся к Руфо. — Руфо, у тебя в загашнике не найдется какой-нибудь длинной, прочной и легкой веревки?

— Есть у меня одна, которой Джоко пользуется для подъема грузов. Примерно как крепкая рыбацкая леска, с сопротивлением на разрыв около полутора тысяч фунтов.

— Молодец!

— Подумал, может, понадобится. Тысячи ярдов хватит?

— Да. Что-нибудь полегче есть?

— Шелковая леска для форели.

Через час мы закончили все мыслимые приготовления, и схема лабиринта отпечаталась в моем мозгу тверже алфавита.

— Стар, лапка, мы готовы отчаливать. Будешь творить заклинание?

— Нет, милорд.

— Почему нет? Лучше бы это провернуть побыстрее.

— Потому что это невозможно, мой дорогой. Эти Врата не настоящие; тут всегда мешает вопрос времени. Они будут готовы открыться на несколько минут примерно часов через семь, а потом вновь не могут быть открыты в течение нескольких недель.

Мне пришла на ум скверная мысль.

— Если те типы, которых нам надо достать, это знают, то они накроют нас прямо на выходе.

— Надеюсь, что нет, милорд рыцарь. Они вообще-то должны ожидать нашего появления со стороны Гроговых Холмов, поскольку знают, что где-то в тех холмах у нас есть Проход. Я действительно хотела использовать тот Проход. Эти Врата, даже если они о них знают, так неудобно для нас расположены, что, по-моему, они не ожидают, что мы рискнем воспользоваться ими.

— Ты меня чем дальше, тем больше радуешь. Ты не вспомнила ничего достойного упоминания о том, что следует ожидать? Танки? Кавалерию? Больших земных великанов с волосатыми ушами?

Она явно была встревожена.

— Все, что я скажу, увело бы вас в сторону, милорд. Можно предполагать, что их войско будет состоять скорее из конструктов, чем из истинно живущих существ… Это означает, что они могут оказаться какими угодно. Кстати, все, что угодно, может оказаться иллюзией. Я говорил вам о гравитации?

— Не думаю.

— Простите меня, я устала, и ум мой теряет остроту. Сила тяжести там меняется, иногда непредсказуемо. Ровный отрезок покажется ведущим под гору, потом вдруг вверх. Другое всякое… что угодно может оказаться иллюзией.

Руфо сказал:

— Босс, если оно движется, стреляйте. Если говорит, режьте ему глотку. От этого портится большинство иллюзий. Программы действий вам не требуется; там будем только мы — и все остальные. Так что, когда возьмет сомнение, убивайте. Никаких хлопот.

Я улыбнулся ему.

— Никаких хлопот. О’кей, волноваться будем, когда попадем туда. Так что давайте кончать разговоры.

— Да, милорд муж, — поддержала меня Стар. — Нам лучше несколько часиков поспать.

Что-то изменилось в ее голосе. Я посмотрел на нее и заметил маленькую разницу и в ее внешности. Она казалась меньше ростом, мягче, женственней и податливее, чем та амазонка, которая меньше двух часов тому назад выпускала стрелы в зверей в сотни раз больше себя.

— Хорошая мысль, — медленно сказал я и огляделся. Пока Стар вычерчивала лабиринты Башни, Руфо упаковал все, что нельзя было забрать, и — как я заметил — положил одну подстилку у одной стены пещеры, а две других рядышком как можно дальше от первой.

Я послал ей немой вопрос, глянув на Руфо и пожав плечами, подразумевая: “А теперь что?”

Ответный ее взгляд не говорил ни да ни нет. Вместо этого она сказала:

— Руфо, ложись-ка спать и дай своей ноге отдохнуть. Не ложись на нее. Или животом вниз, или лицом к стене.

Впервые Руфо высказал свое недовольство тем, что мы сделали. Он ответил резким тоном, не на то, что сказала Стар, а на то, что она могла подразумевать:

— Меня и за деньги смотреть не заставишь!

Стар обратилась ко мне таким тихим голосом, что я едва его расслышал:

— Простите его, милорд муж. Он пожилой человек, и у него случаются капризы. Как только он ляжет спать, я сниму свет со стен.