Дмитрий Бондарь - Другой Путь.Часть 1
Может быть, мои "железные старики" просто знали цену своим товарищам, засевшим в Кремле? Готовых на что угодно, лишь бы остаться у кормушки? Надеюсь, когда-нибудь Павлов и Воронов меня просветят на этот счет. Вот кстати, когда я "вспоминал" о Павлове теперь - он все так же бросался с балкона на газон в октябре девяносто первого. А Воронов умирал на три года позже. Странно это.
Я знал, что уже очень скоро Союза не станет, но вот понимания причин этого невероятного будущего так и не приходило. Я то скатывался к полной убежденности в действиях вражеских агентов и предателей, то решал, что во всем виновата кривобокая экономика. Но, в условиях интеграции в СЭВ она и должна быть кривобокой - мы делаем турбины для ГЭС, а, к примеру, чехи или югославы - ботинки и вагоны для метро! Потому что это нормальное разделение труда: если у чехов получается лучше всех выделывать шкуры и быстрее шить ботинки - пусть они этим и занимаются! Зато взамен получат лучшие в мире самолеты и качественную сталь!
Вопросы крутились, роились, пересекались и смешивались в непотребную кучу, но ответов не было - мои догадки оставались только догадками, а знание не приходило. И я открывал шторку и смотрел на горизонт, необыкновенно красивый, подернутый бело-розовым пухом облаков, далекий и недостижимый - примерно как мое желание не допустить катастрофы.
Я знал, куда и зачем мы летим, знал, что Куба - просто место пересадки и сокрытия следов: после Гаваны, ставшей в эти дни настоящим Вавилоном, смешавшим все расы и национальности, мы перестанем быть Сергеем Фроловым и Захаром Майцевым. В Мексику полетят два финна - Антеро Мякинен и Тапан Мякеля - до следующей пересадки в Мехико, откуда вылетят в Даллас два американца: Закария Майнце и Серхио Саура.
Под этими именами нам предстояло прожить достаточно долго, чтобы окончательно с ними свыкнуться.
В остальном техническая сторона нашего предприятия представляла для меня пока еще темный лес: причина была все та же - я знал, как и что должно произойти в ближайшие тридцать лет, но не имел ни малейшего понятия о настоящих причинах грядущих событий.
Вместе с боксерами, к делегации которых были приписаны мы, на Кубу летели еще и волейболисты и ватерполисты - весь самолет был забит спортсменами и их тренерами, массажистами, докторами. Народ по большей части был молодой - немногим постарше нас с Захаром, между собой почти все оказались знакомы и поэтому, когда на десятом часу полета кто-то в передней части салона запел про пешеходов, бегущих по лужам, песню подхватили и все остальные пассажиры.
Мы летели над Атлантикой и весело распевали про голубой вагон. Артем морщился и пояснял, что почему-то нашим путешественникам сильно нравится петь песни из мультиков. Сам он молчал и все так же улыбался стюардессам, носящим воду по рядам.
Мы прилетели в аэропорт Гаваны имени кубинского поэта Хосе Марти в начале десятого вечера - часовая разница, составлявшая восемь часов, здорово растянула этот бесконечный день. Тропики обрушились на нас еще у трапа, сразу по выходу из самолета - несмотря на то, что по местным меркам уже была практически ночь, рубашка моментально взмокла и прилипла к телу, а от бетона, едва начавшего остывать, в нас ударила волна теплого воздуха. Я спускался по трапу последним из нашей троицы и смотрел, как Захар вытирает пот со лба, а Артем промакивает платочком свою плешь на темени. На их спинах тоже потемнели рубашки.
- Офигеть, - это были первые слова Захара, произнесенные на гостеприимной кубинской земле. - Как жить-то в такой жаре?
- Привыкай, парень, турецкая баня, только бесплатно, - порекомендовал Артем. Он повесил свою сумку на плечо и скомандовал: - За мной!
Похоже, здесь он бывал уже неоднократно: мы не стали дождаться, когда разгрузится вся делегация, а, пройдя таможню так же быстро как в Москве, направились куда-то через темный парк.
Свернув на одну из дорожек, мокрые от пота и влажного горячего воздуха, мы остановились под мотыляющимся под порывами ветерка фонарем и через полминуты возле нас с визгом - я даже немного успел испугаться - затормозил ярко-зеленый "Москвич-412".
Водитель - кучерявый мулат - выскочил на тротуар и бойко что-то затараторил. Артем выслушал его и сказал одно слово:
- Маньяна.
Потом эта "маньяна - завтра" преследовала нас все время, что мы пробыли в Гаване. Кубинцы все дела делали через "маньяна".
Артем забросил вещи в багажник, велел нам полезать в машину и сам уселся рядом с Пабло - так звали нашего водителя.
- Сегодня переночуем у Пабло - его каса свободна, жена уехала к матери в Сьенфуэгос. Отдохнем, а завтра поедем устраиваться в гостиницу.
Пока мы ехали в Гавану, начался дождь - сначала в виде теплой мелкой мороси, а потом ливанул серьезно, заливая ветровое стекло так, что пришлось на пять минут остановиться - дворники не справлялись.
Еще минут через двадцать мы въехали в город. В темноте уже ничего не было видно, да и в тех узких улочках, куда нас привез Пабло, смотреть было не на что.
Мы начали выгружаться, когда, шлепая босыми ногами по лужам, у машины остановились две солидных матроны. Одна что-то спросила у нашего водителя, вторая предложила ему какое-то ведро. Пабло некоторое время торговался, они все смеялись, наш водитель сделал неприличный жест и получил за это шлепок черной рукой по губам, на что снова рассмеялся. Несколько раз прозвучало "маньяна". Потом он шлепнул по широкому заду болтливую хохотушку, достал из багажника воронку и вставил ее в бензобак - в ведре матрон оказался бензин. Взяв у водителя деньги, они ушли дальше по улице, а Захар долго смотрел им вслед - на хорошо заметные в темноте белые кружевные рубахи.
Место для сна нам отвели на втором этаже хибары - у раскрытого настежь окна. Артем поднялся еще выше - на крышу, где у хозяина нашлось еще одно удобное для отдыха местечко.
Вопреки ожиданиям, даже приняв по сто граммов знаменитого рома, сразу провалиться в сон не получилось - наверное, сказалась акклиматизация и резкая смена часовых поясов. Мы долго болтали с Захаром о наших впечатлениях, а потом он спросил, что станет с этой веселой страной после распада СССР.
- Фидель вытащит свою страну. - Ответил я. - Конечно, будет трудно, особенно в самом начале, когда в одночасье пропадет рынок для сахара и прекратится помощь братского Союза. Они потеряют очень много - едва не половину своего хозяйства и пятнадцать лет будут выползать из той ямы, в которой окажутся по милости нашего последнего Генсека, продавшего и страну и друзей - не глядя, оптом. Кубинскую революцию спасут пляжи, море, фрукты и медицина, равной которой нет ни у кого в регионе. И еще долго не появится.