Зверь - Мола Кармен

Вдруг одна из девочек затянула молитву:

— Отче наш, сущий на небесах…

Другие подхватили. Клара молчала: она не верила, что молитва поможет. И вдруг, будто опровергая мысли Клары, не успели пленницы дочитать «Отче наш», как раздался скрежет и в подземелье ворвался свет. По винтовой лестнице спустился не Зверь, а какой-то незнакомый человек среднего роста в черном плаще. Капюшон скрывал его лицо.

— Еды!

— Воды!

Девочки кричали: одни — с отчаянием, другие — с надеждой. Никому не приходило в голову задуматься: кто этот человек и зачем он пришел. И неважно, куда исчез великан. Они хотели есть и пить, а потом будь что будет.

— Раздевайтесь! Все! — Человек в черном поднял фонарь и стал обходить клетку за клеткой. — Или вам не нужна еда? Никто не получит ни крошки, пока не снимет с себя все.

Двое мужчин в таких же одеяниях, как первый, тащили вниз по лестнице котел с чем-то, похожим на гачас. Воду они тоже принесли. От запаха пищи Кларе еще больше захотелось есть, и она торопливо, как и другие девочки, принялась стаскивать с себя одежду.

Мышцы от долгого сидения затекли, но это не помешало девочкам поспешно сбросить лохмотья. Голые и отощавшие, они стояли, уставившись на еду. Тот, кто отдавал команды, накладывал в миску гачас, наливал воду в металлическую кружку. Одна за другой, как животные у вращающейся кормушки, девочки съедали свою порцию и передавали посуду дальше. Кто-то стучал кулаком, кто-то кричал, если соседка ела слишком долго. Голос человека в черном, монотонный, как метроном, пресекал ссоры и устанавливал очередность. Тот, кто увидел бы сейчас перепачканные едой лица девочек и жадный блеск их глаз, невольно подумал бы, что первобытные инстинкты по-прежнему сильнее любых других. Все происходившее напоминало древний ритуал.

Увлеченные едой, девочки не заметили, как два человека в черном унесли труп Исабель и вернулись с лоханью теплой воды. Чистая и прозрачная, она благоухала цветами, перебивая вонь, царившую в подземелье. Тех, кто закончил есть, по очереди вытаскивали из клетки. Затем подводили к лохани и заставляли целиком погрузиться в воду.

Первой была Фатима, не сумевшая скрыть страх перед необходимостью заходить в воду. Однако, погрузившись в нее — как было приказано, с головой, — она вынырнула с радостной улыбкой. Вода оказалась в меру теплой. И как же приятно было смыть грязь, ощутить аромат ромашки или, может быть, дрока…

Процедуру повторили с каждой из семи запертых в клетках девочек — омовение в душистой воде, в лохани, установленной посреди восьмиугольного подземелья. Человек в черном разглядывал мокрых девочек при свете фонаря, высматривая что-то у них на ногах. Оживленные, чистые и влажные, они возвращались в клетки и торопились одеться. Люди в капюшонах за все это время не проронили ни слова.

Прижавшись к тюремным прутьям, Клара увидела, как подошла очередь Хуаны, и черный человек помог ей забраться в лохань. Вода всколыхнулась, цветочный аромат усилился. Двое в черном подбрасывали в лохань ароматические травы. Хуана опустила в воду лицо, смочила волосы. Она улыбалась, радуясь неожиданному подарку. Сейчас она уж точно не станет задавать вопросы и пытаться бежать. Как и все остальные, она боялась, что одно неверное слово может разозлить главного тюремщика, и тогда купанию конец.

Хуану вытащили из лохани, наступила очередь Клары. Сейчас ее клетку откроют… Человек в черном осматривал Хуану. Вдруг он замер, и Клара поняла, почему Хуана жаловалась на боли в животе: по ее ноге тянулась ниточка крови.

— Эта готова!

В голосе тюремщика слышалась радость. Хуана закрылась руками, сгорая от стыда. Она в ужасе смотрела на Клару, но та не чувствовала сострадания, только страх, что ей теперь помыться не дадут. Хуана рванулась вперед, она хотела вернуться в клетку, но черные люди удерживали ее силой, опрокинув при этом лохань. Вода растеклась по полу.

Трое тюремщиков потащили Хуану наверх. Она брыкалась и кричала.

Клара опустилась на колени и, смочив пальцы в тонкой струйке воды, просочившейся в клетку, поднесла их к лицу, пытаясь уловить цветочный запах.

Хуану выволокли из подвала, дверь наверху захлопнулась, снова стало темно. Девочки не знали, что купание было древним ритуалом для того, чтобы вызвать первую менструацию, но теперь обо всем догадались. Фатима наконец поняла, почему провела тут столько времени, чего именно ждал охранявший их великан и зачем явились эти люди в капюшонах:

— Им зачем-то нужна наша кровь. Когда это случается впервые.

____

— Ты любишь Диего?

Ана улыбнулась, пытаясь скрыть неловкость, которую почувствовала, услышав вопрос Лусии. Ответ, хоть она и предпочла бы не произносить его вслух, был, конечно, утвердительным. Это «да» вызывало в ней дрожь, ведь она вовсе не собиралась влюбляться и не думала, что кто-то способен взволновать ее так сильно, как это удалось Диего. У нее бывали случайные связи, как правило на одну ночь, не дольше, но продолжительных романов она избегала — не столько потому, что опасалась скандалов, сколько потому, что не испытывала никаких чувств к своим любовникам.

В определенных кругах общества адюльтер допускался и даже приветствовался. Ее муж — «милый герцог», как она его называла, — слыша об очередном ее увлечении, просил только не нарушать приличий. Он никогда не пытался расторгнуть брак с Аной или узнать, почему она ему изменяет. Причина, кстати, заключалась в его собственном поведении — в его слабом (вернее, полностью отсутствовавшем) интересе к жене. Равнодушие было взаимным — с первой брачной ночи, когда ни он, ни она не сделали даже попытки прикоснуться друг к другу. Их союз был выгодной сделкой двух могущественных семейств, и скрепляли эту сделку вовсе не чувства. Ана не презирала герцога — напротив, она считала его своим другом, компаньоном. Сначала она подозревала, что муж не интересуется женщинами, но вскоре поняла, что герцог равнодушен плотским утехам — хоть с мужчинами, хоть с женщинами. Единственное, что волновало герцога, — его положение при дворе. А вот герцогиня была женщиной страстной и не боялась заполнять пустоту случайными связями. Согласно молчаливому уговору, «милому герцогу» было достаточно того, что Ана устраивает свою личную жизнь без лишнего шума и не говорит с ним о ней. Герцогиня прекрасно понимала, что прогулка в экипаже по бульвару Прадо уговор нарушает. Но то, что она чувствовала к Диего, оказалось гораздо серьезнее обычной интрижки.

— Давай-ка займемся уроками. — Ана попыталась сменить тему и стала искать лист бумаги.

— А что тебе больше всего нравится в Диего?

Ана могла бы не отвечать девочке, чье любопытство начинало казаться ей бесцеремонным, но она решила быть откровенной. Ей и самой хотелось поговорить о том, что заставило ее поступить иначе, чем обычно, и нарушить границы, которых она никогда не переступала в отношениях с мужчинами.

— С ним я чувствую себя свободной. В жизни мне приходится скрывать свое истинное лицо под разными масками, как на костюмированном балу. Двигаться и улыбаться так, как от меня ждут. На свете очень мало людей, которые испытывают искренний интерес к тебе настоящей. Диего — один из этих немногих: ему мало поверхностного знания, для него важно, чтобы ты могла смело сбросить маску. Одним словом, он дарит мне мечту, что я могу жить, ничего не скрывая.

— А что ты скрываешь?

— Ты еще слишком мала, чтобы я стала обсуждать с тобой такие вещи. Но довольно обо мне. Вернемся к буквам. Любовь может сделать тебя свободной, но никто не обещает, что ты ее встретишь. А вот стать грамотной — это в твоих силах. Это первый шаг к свободе, от которой многие женщины еще так далеки.

— Я не хочу читать, не хочу учиться, я хочу только найти сестру.

— Этим занимается Диего.

— Но Клара — моя сестра, я не могу сидеть сложа руки.

— Доверься ему: пока это единственное, что ты можешь сделать.

Лусии хотелось возразить, но она понимала, что Ана Кастелар права: сейчас ей приходилось полагаться на Диего. Однако ей не хотелось изучать буквы по каким-то простеньким, почти бессмысленным фразам. Ее внимание привлекли книги Диего, стоявшие на маленьком стеллаже.