Зверь - Мола Кармен

— Не уходите. Поговорим после аукциона.

Два волонтера готовили первый лот.

Толпа претендентов обступила стол, на котором стояли великолепные позолоченные часы. Диего поискал глазами дона Асенсио и с удивлением увидел, что тот направляется к двери. Так рано? Репортер незаметно подобрался к дипломату и будто бы случайно столкнулся с ним.

— Вы уходите?

— Да, уже довольно поздно. Когда поживешь в Англии, испанский уклад становится невыносимым.

Дворецкий подал дипломату шляпу и трость, и Диего в изумлении замер. Трость была из красного дерева, а набалдашник из слоновой кости был выточен в форме человеческой руки.

Репортер торопливо попрощался и поспешил к Доносо, который уплетал пирог с почками.

— Доносо, набалдашник на трости Асенсио де лас Эраса сделан в форме человеческой руки.

— И что? Ты хочешь такой же?

— Такой набалдашник упоминала знакомая Гриси, когда описывала человека, который ее похитил. Отправляйся за ним, я не могу уйти отсюда без перстня. Возможно, этот тип приведет тебя к Гриси. И не делай глупостей, просто следуй за ним, и все… Я должен знать, где актриса.

— Возможно, я утратил нюх, но думаю, твой дипломат приведет меня в бордель или в опиумный притон. Прекрасный способ изгадить вечер.

Доносо бросил грустный взгляд на недоеденный пирог. Но он обещал помогать Диего, поэтому направился к выходу, на ходу доедая то, что успел запихнуть в рот.

____

Доносо Гуаль не раз занимался слежкой и знал, как оставаться незамеченным. Он держался на разумном расстоянии от дона Асенсио и, не привлекая внимания, останавливался то перед швейной мастерской, то перед обувной лавкой, то перед магазином тканей. Они двигались по Баркильо в сторону церкви Святой Варвары. Дипломат зашел в небольшую кондитерскую в доме номер девять, вышел через несколько минут с коробкой пирожных и продолжил свой путь. Решил порадовать жену, решил Доносо. Похоже, интуиция на этот раз подвела Диего.

Однако следующая остановка дона Асенсио озадачила Доносо. Все с тем же непринужденным видом дипломат свернул в квартал кузнецов и зашел в знаменитый дом Токаме Роке на углу Баркильо и Белен. Вряд ли в Мадриде можно было найти менее подходящее место для посла. Нижний этаж занимали кузнечные мастерские, а на верхних, где раньше жили кузнецы и их подмастерья, теперь ютилось более семидесяти бедных семей. Каждую неделю кого-нибудь выселяли за неуплату, а хозяева сражались с властями, собиравшимися снести дом, прославленный комедией дона Рамона де ла Круса «Петра и Хуана».

Доносо терпеливо ждал. Примерно через полчаса Асенсио де лас Эрас вышел из дома и отправился дальше. На этот раз полицейский не пошел за ним. Он был уверен, что обнаружит Гриси именно здесь. Наверняка дипломат навещал свою пленницу; других причин для визита в убогую дыру у важной персоны быть не могло.

Настало время для полицейской работы: зайти внутрь, расспросить соседей. Поразнюхав у окон и дверей, Доносо поднялся по темной узкой лестнице с выщербленными, а местами и вовсе отсутствующими ступенями на третий этаж. В коридорах играли дети, женщины перекрикивались между этажами. Вонь из отхожих мест поднималась со двора до самой крыши.

Хлипкая дверь оказалась не заперта и словно приглашала заглянуть внутрь.

— Гриси?

Из-за двери донесся еле слышный голос — то ли прерывистая жалоба, то ли монолог актрисы, разучивавшей роль. Доносо вошел в комнату: Гриси лежала на тюфяке, расстеленном поверх двух скамей, составленных вместе. Почти весь пол был закрыт погрызенной мышами циновкой. Других декораций на этой убогой сцене не было. Луна — единственный источник света — висела над дырой в потолке мансарды. В ненастную погоду в комнату легко проникали холод и дождь…

Увидев Доносо, актриса испугалась:

— Кто вы такой?!

— Вы Гриси?

Она настороженно разглядывала его сквозь грязные пряди волос.

— Уходите, я позову полицию...

— Я и есть полиция.

Доносо подошел ближе к тюфяку. Гриси торопливо села, отбросив волосы с лица, и он заметил в ее взгляде слабый отблеск прошлой, более счастливой жизни. Но сейчас перед ним была неухоженная, желчная, потрепанная жизнью, но все еще полная сил и готовности противостоять свалившимся на нее бедам женщина. Доносо вспомнил, как ее описывал Диего, и согласился, что в Гриси есть и благородство, и красота, сохранившаяся, несмотря на тяжелые удары судьбы.

— Что вам нужно?

— Я хочу знать, зачем к вам приходил этот дипломат.

— Кто?..

— Не пытайтесь мне лгать, я шел за ним до вашей двери.

— Асенсио… просто навещает меня. Он мой поклонник. Ему нравится моя игра. Он принес пирожные. — Гриси указала в угол, где стояла маленькая коробка. — Хотите? Угощайтесь.

— Для поклонника он слишком грубо с вами обращается. На днях он силой увез вас от театра. Приятельнице вы говорили, что за вами следят… Что вы имели в виду, Гриси?

— Он пришел за мной на репетицию, но не обращался со мной грубо. Меня ищут другие люди…

— Кто вас ищет?

— У меня болит голова… Идет кругом…

— Вы курили опиум?

Опиумные курильни, распространенные в Китае, появились теперь и в китайских районах американских и французских городов. В Барселоне, в районе Раваль, было несколько подобных заведений, а в Мадриде — пока только одно, на улице Крус. О нем мало кто знал, и заправлял в нем китаец. Говорили, что в Париже немало представителей высшего общества пристрастились к опиуму, но в Мадриде его курили одни уголовники да проститутки. В мадридском притоне не было ни экзотических лежанок, ни изящных трубок для курения — только сальные матрасы на полу, отсыревшие стены и тошнотворная грязь.

Доносо присел рядом с Гриси и увидел, что она не может сосредоточиться и будто плавает в зыбком тумане.

— Вы побывали на улице Крус, верно?

Гриси крутила головой, словно головокружение ей нравилось.

— Я видел, как опиум действует на людей, и знаю, что от него трудно отказаться. Улица Крус не место для такой женщины, как вы.

Гриси склонила голову набок и снова с удивлением посмотрела на Доносо. Он казался ей видением, внезапно вторгшимся в ее сон. Повязка на глазу, потертая форма королевского стражника, неухоженные усы. Что такого нашел в ней этот человек? Она слабо улыбнулась:

— Для такой, как я? Да я никто!

— Вы актриса, у вас есть талант. Вы выступали на сценах Парижа, Лондона…

Гриси прислонилась к стене. На ее лице появилось мечтательное выражение:

— Париж… О, это действительно столица мира! Не то что эта клоака… До сих пор помню, как мне аплодировали после каждого спектакля, какие цветы мне бросали. Я обедала в роскошных ресторанах, меня приглашали на изысканные празднества… Пока не умерла моя дочь.

— Вы из-за этого оставили сцену?

Гриси понемногу приходила в себя, и Доносо не хотел заканчивать разговор.

— Нет, я выступала и потом. Но однажды вечером один из моих коллег-актеров отвел меня в курильню. Она была такая элегантная… Опиум помогал забыть о том, что сделали с моей Леонорой. Ее убили, я вам говорила? От нее остались только куски — как от фарфоровой куклы, которую швырнули на пол… Ей оторвали голову, руки… А полицейские даже слушать меня не захотели.

— Я полицейский, и я вас выслушаю, — пообещал Доносо. — Но вы должны рассказать мне все без утайки.

Гриси несколько раз покачала головой и вдруг указала на коробку с пирожными. Доносо подал ей подарок Асенсио. Она раскрыла коробку и с отвращением отбросила. Один вид пирожных вызвал у нее тошноту.

— Я друг Диего Руиса, журналиста, которому вы рассказали свою историю. Почему вы прячетесь, Гриси? Мы ведь хотим вам помочь.

— Мне угрожали, — ответила она, и по выражению ее лица он понял, что она сразу пожалела о том, что сказала.

— Кто вам угрожал?

— Это очень могущественные люди, с ними лучше не шутить! Они на все способны…

— О ком вы говорите?