Иван Кошкин - За ценой не постоим

Волков по-прежнему спал в своем окопе, но уже один — телефонист и оба связных сидели в соседних ячейках, нервно направив стволы винтовок в сторону позиций второго взвода. Николая снова строго окликнули, выслушали пароль, после напоминания сказали отзыв.

— Спит? — кивнул политрук на командира, укрытого брезентом.

— Да, — ответил телефонист — худощавый паренек, до войны работавший на телеграфе в Дмитрове. — А нас он разбудил. Говорит, выстрелы слышал.

Трифонов повернулся к часовому.

— А командира почему не разбудил?

Красноармеец поежился, потом пробормотал:

— Так выстрелов всего два было… Я «связь» поднял… Товарищ политрук, он же двое суток не спал…

Николай вспомнил — этот парень был из тех, кто выходил из окружения вместе с Волковым. Трифонов не мог отделаться от мысли, что, если бы в окопе спал он, часовой разбудил бы после первого же выстрела, даже если бы знал, что политрук без сна уже неделю. Сразу пришла вторая мысль: а стал бы Медведев защищать своего бойца, не будь тот своим братом-окруженцем? Мысль была гадкая, но избавиться от нее Николай не мог, и просто толкнул лейтенанта в плечо. Брезент отлетел в сторону, Волков сел и посмотрел на политрука вполне ясными глазами:

— Ну?

— Силен! — восхитился Николай, пораженный этим мгновенным переходом от сна к бодрствованию.

— Часы давай. — Сашка поднялся, тряхнул руками, резко повернулся из стороны в сторону, разгоняя холод. — Черт, продрог. Давай часы.

— Тоже мне, командир, — сурово ответил Трифонов, снимая с запястья «Омегу». — Другой бы сперва спросил, что в роте…

— А что в роте? — поинтересовался Волков, отряхивая снег с шапки.

— Пойдем, душа моя, — сказал Николай, вспомнивший вдруг ни с того ни с сего книжку «Повести Белкина». — Я тебя сейчас буду радовать…

Они спустились по склону метров на двадцать от окопа, и политрук коротко рассказал о том, что произошло за последние несколько часов. Волков слушал, мрачнея, наконец в сердцах выругался:

— На минуту вас оставить нельзя, хоть совсем не спи.

— А что такого? — ответил задетый за живое Трифонов. — Ты бы лучше решил?

— Нет, — ответил, подумав, Волков. — Разве что Чумака этого…

— Чуприна, — поправил политрук.

— Ну, Чуприна. Что это за представление ты устроил?

Трифонов почувствовал, что начинает злиться:

— А что мне было делать — лично его на КП батальона конвоировать? Или сказать: иди туда, и дать пинка под зад? — Николай понял, что повышает голос, и продолжил тише: — Саш, ну что с ним делать-то было? Ну да, он телок. И что его, выбрасывать теперь? Или дать возможность стать бойцом?

— У меня нет времени делать из телят бойцов, — зло ответил Волков.

— А тебя никто и не просит, — угрюмо заметил Трифонов. — Хочешь отменить решение политработника?

— Ты мне руки не выкручивай, — лейтенант уже успокоился. — Ладно… Ну а как и куда его вписывать тогда? Ни документов, ни оружия, у своих он наверняка пропавшим числится.

— Да уж впишут как-нибудь. — Николай только сейчас начал осознавать, в какое положение он поставил себя и командира. — А то, может, его раньше убьют.

Сказал — и сам устыдился. Волков пристально посмотрел на своего политрука и покачал головой:

— Эх ты… Политработник. Ладно, куда ты сейчас?

Трифонов не успел ответить — тишину промозглого утра разорвал далекий винтовочный выстрел, за ним другой, потом затарахтели очереди, и стало ясно, что где-то на западе началась перестрелка.

— Это у нас. — Волков казался неестественно спокойным. — Там второй взвод, но стреляют дальше.

— Это секрет, Зинченко! — крикнул Трифонов и бросился вверх по склону.

Он добежал до КП, где бойцы уже перекинули винтовки на сторону, откуда доносилась пальба. Из своего угла высунулся телефонист с трубкой в руке и крикнул:

— Товарищ лейтенант, комбат на проводе!

Ротный прыгнул в окоп и выхватил трубку.

— Есть! Есть — Ракита!

Трифонов обвел глазами связных и ткнул в одного пальцем:

— Виткасин за мной, бегом! — выбор политрука диктовался главным образом тем, что он запомнил необычную фамилию этого приземистого бойца с узкими, внимательными глазами. — Сашка, я к Медведю, Виткасина отправлю с донесением!

— Давай, — прикрыв трубку ладонью, кивнул лейтенант. — Нет, товарищ капитан. Думаю, секрет вступил в соприкосновение. ВСТУПИЛ В СОПРИКОСНОВЕНИЕ!!! НЕТ! СЕЙЧАС ВЫЯСНЯЕМ!

Связь, судя по всему, была не очень, и лейтенанту приходилось орать во весь голос. Трифонов, не оглядываясь, бежал в расположение второго взвода, выстрелы бухали часто, словно кто-то торопливо опустошал магазин, запихивал новую обойму и снова сажал пулю за пулей в страшные, враждебные сумерки. Автомат больше не стрелял, зато на полпути до позиций Медведева Трифонов едва не упал, услышав два взрыва, один за другим, — дело дошло до гранат. Роща, в которой еще недавно грелись бойцы второго взвода, была пуста — все заняли свои позиции. Николай вдруг понял, что больше не слышит выстрелов, и прибавил ходу. Виткасин — приземистый, широкоплечий, держался рядом, скользя между деревьями, ухитряясь при этом не стряхивать снег с ветвей. У самой опушки политрук спрыгнул в неглубокий ход сообщения и, пригибаясь, побежал к линии стрелковых ячеек.

— Где Медведев? — крикнул он, подбежав к первому окопу.

— Там, — отмахнул красноармеец вправо, глаза из-под надвинутого низко шлема смотрели испуганно.

Старшина нашелся на позиции станкового пулемета. В широком, на три амбразуры, окопе было тесно — помимо пулеметчиков, здесь был сам Медведев и трое бойцов в грязных мокрых шинелях. Четвертого комвзвода держал за грудки и мерно бил о бревенчатую стенку:

— Где Зинченко? Где Зинченко, сука, я тебя спрашиваю? — Старшина не повышал голос, но говорил ровно и страшно.

— В чем дело, старшина? — спросил Трифонов, стараясь выглядеть таким же спокойным, как комвзвода.

Медведев отпустил бойца, который сполз на дно окопа, нервно вздрагивая, и повернулся к Николаю.

— Эти четверо были в секрете, Зинченко — старший. — Медведев поморщился. — Говорят: на них вышли немцы, начали стрелять… Как оказались здесь, не помнят, где командир, не знают.

— Понятно, — кивнул Трифонов и, чувствуя холодок в груди, расстегнул кобуру и вытащил наган. — Сдать оружие.

Красноармейцы переглянулись, затем, как один, повернулись к старшине.

— Выполнять, — тихо подтвердил Медведев.

— Товарищ старшина… — начал было один.

— Лучше ничего не говори, — предупредил командир.

Четверо молча поставили «трехлинейки» к стенке.

— Подсумки и гранаты, — приказал Трифонов.

— Кто идет? — внезапно окликнул второй номер пулеметного расчета, загоняя патрон в патронник.

— Кто-кто… Дед Пихто с конем в пальто! — донеслось из-за бруствера. — Ты мне там еще пощелкай!

— Зинченко! — Медведев, что мгновение назад был страшнее зверя, расплылся в улыбке.

— Нет, тень отца Гамлета! — В окоп с лязгом соскочил высокий, худой сержант, похожий на умного грача. — Товарищ старшина, тут мои оболтусы не прибегали?

Наполовину еврей, наполовину украинец, до войны Зинченко работал в строительном тресте и, по его словам, был прославлен как самый аккуратный и честный бригадир на всю область. В аккуратность Трифонов, видевший, как подготовлены позиции второго отделения, верил, в честность поверить не мог — уж больно хитрый взгляд был у сержанта. Даже сейчас — мокрый, облепленный грязью, с трофейными автоматом и винтовкой на плече, он смотрел, словно кот, стянувший со стола что-то вкусное.

— Прибегали, — ответил Трифонов, чувствуя какой-то подвох.

— Здравия желаю, товарищ политрук, — вытянулся Зинченко, словно только сейчас заметил Николая. — Я им приказал отходить, а сам пошел барахлишко собрать.

Он тряхнул трофеями.

— Да ну? — нехорошо удивился политрук, опустив тем не менее револьвер. — А что это они нам ничего не сказали?

— Испугались, наверное. У вас с наганом такой грозный вид, товарищ политрук, — нагло ответил сержант.

— Это уж пусть Особый отдел разбирается, — ласково сказал Николай, убирая оружие в кобуру.

Он тоже не любил Зинченко, но сейчас выяснять отношения не собирался. Трифонов выразительно посмотрел на старшину, и тот, кивнув, повернулся к командиру отделения.

— Докладывай, — приказал Медведев.

— Минут двадцать назад обнаружили немецкую разведку, — уже серьезно заговорил сержант, — вышли из балочки, я о ней докладывал, как раз перед нашей позицией. Я говорил, что место неудачное…

— Я помню, продолжай, — резко сказал старшина.

— Шесть человек, кажется, точно не скажу, — уловив металл в голосе командира, Зинченко заговорил, на удивление, по-деловому. — Шли прямо на нас, в темноте не разобрать. Подпустили их метров на двадцать, чтобы наверняка, открыли огонь. Они залегли, начали отстреливаться. Одного мы, кажется, повалили сразу.