Александр Дюма - Цезарь

Но вернемся в Рим Суллы. Посмотрим, с чего он начинался; посмотрим, к чему он пришел. Постарайтесь отыскать среди этого перепутанного скопища домов, покрывающего все семь холмов, два бугра высотой примерно с ту горку, что мы называем горой Сен-Женевьев, и которые называются, или, вернее, назывались Сатурния и Палаций.

Сатурния – это крытая соломой деревня, основанная Эвандром; Палаций – это кратер потухшего вулкана. Между двух этих возвышенностей лежит узкая ложбина: раньше здесь была роща; теперь это Форум. Именно в этой самой роще были когда-то найдены исторические близнецы и вскормившая их волчица. Рим начался отсюда.

Через четыреста тридцать два года после падения Трои, двести пятьдесят лет спустя после смерти Соломона, в начале седьмой олимпиады, в первый год десятилетнего правления афинского архонта Херопса, когда Индия уже одряхлела, Египет склонялся к закату, Греция поднималась по первым ступеням своего величия, Этрурия достигла своего расцвета, а весь Запад и Север еще были скрыты в потемках, Нумитор, царь альбанов, дал своим внукам Ромулу и Рему, внебрачным детям своей дочери Реи Сильвии, место, где они были оставлены, а потом найдены.

Ромул и Рем были братья-близнецы, которых нашли в лесу, где их кормила молоком волчица; этот лес, где она вскормила их, и был той рощей в долине между Сатурнией и Палацием. Сегодня вы еще найдете родник, который некогда орошал эту рощу; он известен как фонтан Ютурна. Если верить Вергилию, это сестра Турна вечно льет слезы, оплакивая смерть своего брата.

Взглянем теперь на историю с точки зрения предания; у нас нет времени изучать ее как миф. На одном из этих двух холмов, который был повыше, Ромул провел круговую линию.

– Мой город будет зваться Рим, сказал он, и вот стены, окружающие его.

– Хороши твои стены! – сказал Рем, перепрыгнув через черту.

Вероятно, Ромул только и искал случая избавиться от своего брата. Одни говорят, что он убил его палкой, которую держал в руке; другие, что он пронзил его насквозь мечом. Когда Рем умер, Ромул пропахал плугом борозду вокруг своего будущего города.

Лемех плуга выворотил человеческую голову.

– Что ж, сказал он, я знал уже, что мой город будет зваться Рим; его цитадель отныне будет зваться Капитолий.

Ruma – млечный сосок; caput – голова. И действительно, Капитолий станет головой античного мира, Рим станет сосцом, из которого современные народы будут пить веру. Как мы видим, это название было вдвойне символично.

В этот миг мимо пролетели двенадцать коршунов.

– Я обещаю моему городу, – сказал Ромул, двенадцать веков царствования.

И от Ромула до Августула прошло двенадцать веков.

Затем Ромул пересчитал свою армию. Вокруг него было три тысячи воинов пехоты и триста всадников. Это было ядро римского народа.

Сто семьдесят лет спустя Сервий Туллий тоже произвел перепись населения. Он насчитал восемьдесят пять тысяч граждан, способных носить оружие, и окружил город новым поясом, за которым могли жить двести шестьдесят тысяч человек.

Этот пояс – Померий, священный предел, неприступная граница, которую может расширить только тот, кто завоюет варварскую провинцию. Сулла воспользовался разрешением в 671 году, Цезарь – в 708, Август – в 710. За этой границей простиралась священная земля, которую нельзя было ни возделывать, ни застраивать.

Но вскоре то, что было для Рима поясом свободным и болтающимся, как тот, что стягивал талию Цезаря, превратилось в тугой удушающий ошейник; по мере того, как он завоевывал Италию, Италия завоевывала его самого; по мере того, как он заполнял мир, мир заполнял его самого.

И, кроме того, следует заметить, что Рим обладает высшими привилегиями; звание гражданина влечет за собой великие почести и, главное, огромные права; римскому гражданину платят за голосование на Форуме, и он бесплатно ходит в цирк. Но все расширения мало что изменили.

«Граница города, – писал во времена Августа Денис Галикарнасский, – более не была расширена, местность не позволяла этого».

В самом деле, вокруг Рима располагался пояс городов-муниципий, наделенных избирательным правом. Каждый из этих городов являлся Римом в миниатюре; это старые сабинские поселения: Тускул, Лавиний, Ариция, Педум, Номент, Приверн, Кумы, Ацерры; к ним добавляются Фидены, Формии, Арпин.

Затем следуют муниципии без избирательного права, сорок семь колоний, основанных в центральной Италии перед Пуническими войнами, и еще двадцать других, более удаленных от города, – потому что никто уже не говорит «Рим», все говорят город, – все эти колонии имеют право гражданства, но не имеют избирательного права.

И наверху этой спирали, как статую на вершине колонны, находится Рим.

Внизу под Римом – муниципии, или города с правом гражданства и голосования; под муниципиями – колонии, обладающие только правом гражданства; наконец, ниже колоний – латиняне, италийцы, у которых правительство отобрало лучшие земли в пользу арендаторов.

Эти последние были освобождены от денежных податей, но с них взимался «налог кровью»: из них рекрутировалась римская армия; в дальнейшем они стали считаться как бы покоренными народами, они, которые сами служили для покорения народов.

В 172 году, в год разгрома персов, некий консул приказал жителям Пренесте выйти ему навстречу и приготовить ему жилье и лошадей. Другой приказал выпороть розгами магистратов одного города, которые не снабдили его продовольствием. Один цензор, строивший храм, для его завершения снял кровлю с храма Юноны Лацинийской, самого священного храма Италии. В Ференте некий претор, пожелавший помыться в общественных банях, выгнал оттуда всех остальных и приказал выпороть одного из квесторов города, вздумавшего противиться этой фантазии.

Один погонщик быков из Венузии, встретил на дороге римского гражданина, которого несли на носилках, – простого гражданина, слышите?

– Эй! сказал погонщик рабам, вы что, несете покойника?

Эти слова не понравилось путешественнику, и погонщик испустил дух под палками.

Наконец, в Теануме один претор приказал высечь розгами магистратов, потому что его жена, которой вздумалось пойти в бани в неурочное время, обнаружила эти бани занятыми, хотя час назад она объявила о своем желании.

Ничего подобного никогда не происходило в Риме.

На самом деле в провинциях Рим проявлял себя только через своих проконсулов. А как проконсулы обращались со своими провинциями? Мы только что видели несколько примеров.

То, о чем мы сейчас рассказали, просто пустяки; взгляните на Верреса на Сицилии, на Пизона в Македонии, на Габиния в Сирии. Почитайте Цицерона. Всем известна его обвинительная речь против Верреса.