Тим Северин - Побратимы меча

— Отчего же люди не жалуются и не пытаются, к примеру, расплавить старые и начеканить из того серебра монеты по новому образцу?

Тут уже Турульф слегка опешил.

— Да ведь это же подделка! Всякому, кого поймают на делании фальшивых монет, отрубят правую руку. Такое же наказание, между прочим, полагается и любому монетчику, пойманному на подделке или недовесе. И купцы не жалуются на такой порядок, потому что королевский чекан на монете — залог качества. По всей Европе монеты из Англии считаются самыми надежными.

Я посмотрел на людей, работающих за верстаком, на грузчиков и слуг, снующих с мешками серебряных заготовок и готовых монет. Этих было, должно быть, не меньше трех десятков.

— А разве нет риска, что кто-то из мастеров украдет? В конце концов, за день они зарабатывают не больше одного пенни, а пару монет совсем нетрудно унести.

— Вот для того-то дядюшка, ставя этот дом, и построил галерею — чтобы он мог появиться из своих комнат в любое время и сверху видеть мастерскую, что тут происходит. Однако же счет — он гораздо вернее. Работа монетчика, может показаться, всего-навсего состоит в том, чтобы руководить множеством людей, которые чеканят монету, да терпеть этот шум. Однако настоящая работа его — это бесконечные подсчеты. Сложение и вычитание. Сколько заготовок выдано каждому мастеру, сколько готовых монет он вернул, сколько монет попорчено, сколько получено для переплавки и точный их вес, и прочее. Конца нет этим подсчетам и пересчетам, проверкам и перепроверкам, и все ценное хранится в кладовых, вон там, позади тебя.

Он указал на ряд маленьких клетей, расположенных прямо под покоями его дяди. Бритмаэр, подумал я, ест и спит на своих деньгах, как норвежский тролль, охраняющий свои сокровища.

Но тут мне пришло в голову, что в защитных мерах монетчика, пожалуй, имеется слабое место.

— А как же чеканы? — спросил я. — Разве не может кто-то скопировать или украсть и начать чеканить монету, неотличимую от настоящей?

Турульф покачал головой.

— Чтобы сделать чекан, нужно особое умение. Он ведь тяжелый — стержень из железа, а сама головка стальная. А чтобы правильно вырезать изображение, и вовсе требуется мастер. Новые чеканы выпускаются чиновниками короля, когда меняется рисунок на монете. Каждый монетчик покупает их у чеканщика, и он должен вернуть по счету все чеканы с прежним рисунком. Опять же складывай да вычитай. — Он вздохнул. — Но с недавних пор дядюшке было вменено в обязанность держать мастера-чеканщика здесь, в доме, и это большое облегчение. В конце концов, он служит монетчиком почти сорок лет.

— Ты хочешь сказать, что твой дядя был монетчиком при саксонских королях так же, как при Кнуте?

— Ну да, — ухмыльнулся Турульф. — Он был монетчиком при Этельреде Неблагоразумном задолго до того, как появился Кнут. Вот так дядюшка и скопил столько богатства. Короли сменяются, а монетчики остаются и продолжают исполнять свои обязанности.

Позже тем же вечером Турульф повел меня посмотреть, чем занимается его дядя в том помещении, что называлось «меняльной лавкой». Это был еще один крепкий дом, ближе к реке, у впадения ручья, называемого Уолбрук, в Темзу, рядом с причалами. Там я увидел Бритмаэра, сидящего за столом в задней комнате и записывающего цифры в толстую книгу. Он поднял голову, когда я вошел, и взгляд у него был все тот же — равнодушный и настороженный.

— Показал тебе Турульф кладовую драгоценностей?

— Еще нет, — ответил я. — Он показал мне монетчиков, а потом мы пошли поесть в таверне у причалов.

Бритмаэр отмахнулся.

— Это неважно. Коль скоро ты здесь, я объясню тебе, какое место занимают украшения и самоцветы в нашем деле, чтобы ты мог потрафить королеве.

На полу рядом с ним стояло три-четыре запертых сундука. Он кивнул на них.

— Вот здесь делаются предварительные оценки. Иноземные купцы, прибыв в Лондон, обычно первым делом приходят в эту лавку. Им нужно заплатить пошлины начальнику причалов, а поскольку это королевская пошлина, ее следует платить в английской монете. Если у них нет английских монет, они идут в мою лавку. Я даю им доброе английское серебро с вычеканенной головой короля в обмен на их чужеземные монеты или на то, что они могут предложить. Чаще всего это прямой обмен, и все происходит в передней лавке. Мои работники знают сравнительную цену фризской монеты, франкской монеты, монет из Дублина и так далее. Если монета неизвестна, ее взвешивают и оценивают по весу металла. Однако порой в обмен приносят и такие вот вещи.

Он достал тяжелый железный ключ и отпер самый большой сундук. Открыв крышку, сунул руку и вынул богато украшенную пряжку, блеснувшую золотом в слабом вечернем свете.

— Как видишь, это вещь ценная, но какова ее цена? Чего она стоит в английской монете, как ты думаешь? Будь любезен, оцени ее.

Он протянул мне пряжку. Я понял, что он меня испытывает, и стал внимательно разглядывать пряжку. По сравнению с изделиями, которые я видел у себя в ирландском монастыре, это была вещь грубая. И к тому же, она была повреждена. Я взвесил ее на руке. Для вещи, походившей на золотую, она была странно легкой.

— О цене не скажу, — ответил я, — но надо полагать, стоит она не слишком много.

— Она ничего не стоит, — сказал старик. — Это не чистое золото, но позолоченная бронза. Я бы сказал, что когда-то она была частью конской упряжи, принадлежавшей вождю, который любил покрасоваться, скорее всего, перед своими вендами. Удивительно, чего только не бывает у этих купцов, особенно у тех, что прибывают из северных стран. Северяне славятся своими разбойными набегами. И вот купец, приплывший из Швеции, приносит на обмен кучку серебряного лома и малость какой-нибудь чужестранной монеты, а увидев, что этого не хватает на то, что ему требуется, лезет в свой кошель и достает вот такую вещицу…

Старик порылся в сундуке и вынул вещь, которую я тотчас узнал. Это был небольшой ковчежец, не больше моей ладони, сделанный в виде маленькой шкатулки, кованой из серебра и бронзы, и украшенный золотой инкрустацией. Вне всяких сомнений, ее унесли как добычу из какого-то ирландского монастыря. Это было совершенное произведение из металла.

— И как ты думаешь, чего стоит эта вещица?

Я снова напрягся. Что-то в поведении Бритмаэра насторожило меня.

— Прошу прощения, — проговорил я, — но я понятия не имею, сколько она может стоить. Не знаю, для чего она пользовалась и насколько ценен металл, из которого она сделана.

— Вот и тот невежественный варвар, принесший ее мне, тоже не знал, — сказал старик. — Для него это была всего лишь хорошенькая безделушка, а поскольку его жена или любовница не могли ее носить как фибулу или повесить себе на шею, он не знал, на что она годится.