Пирр, царь Эпира - Саркис Суренович Казаров

своего «родства» с Ахиллом Пирр получил тогда, когда был приглашен греками Италии. По этому поводу мы располагаем очень ценным указанием Павсания: «… при этих словах (речь идет о приглашении эпирота тарентинцами. — С. К.) Пирру пришло на ум взять Илион, и он надеялся на подобный благоприятный исход, если он пойдет туда воевать: ведь он, будучи потомком Ахилла, идет походом против выходцев из Трои» (Paus., I, 12, 1–2). По мнению А. Альфельди, здесь источником Павсания служил труд Гиеронима из Кардии, который представил Пирра потомком Ахилла, борющимся против троянской колонии — Рима[714].

Одним из первых отечественных исследователей, кто обратил внимание на важность этого указания Павсания, был Ф. Ф. Соколов[715]. Впоследствии, правда, появились ученые, которые пытались объяснить западную кампанию Пирра исключительно его желанием продолжить войну с потомками троянцев в новых исторических условиях[716].

Таким образом, Пирр нашел ту формулу, которая поставила его поход в масштабную историко-мифологическую взаимосвязь и, без сомнения, оказала стимулирующее влияние на его греческих союзников в Южной Италии[717].

В свое время Ж. Перрэ выдвинул тезис о том, что легенда о троянском происхождении римлян была им в эпоху Пирра якобы незнакома[718]. Однако большинство историков второй половины ХХ в., основываясь на археологических материалах, приходят к выводу, что данные о Трое и Энее имелись уже у этрусков, а затем достигли Рима благодаря Пирру[719]. Эпирский царь должен был быть первым, кто применил троянскую легенду как политический аргумент в борьбе против римлян[720], хотя при этом весьма спорным остается вопрос, воздействовал ли он этой пропагандой на своих римских противников.

Еще на один идеологический аспект западной кампании Пирра указал Ж. Гаже. По мнению ученого, экспедиция Пирра на Запад была инспирирована Додонским оракулом с целью распространения влияния последнего не только на италийских греков, но и на местные народы. Крупные греческие города Италии (например, Тарент) в свое время испытывали влияние Додоны, однако в начале III в. до н. э. это влияние значительно ослабло, а затем эстафету Додоны здесь перехватили Дельфы[721]. Додона руками Пирра предприняла второе проникновение в Италию. Она «возлагала теперь свои надежды на молоссов и акарнанов, учитывая их приверженность греческой цивилизации»[722].

Неудача экспедиции Пирра привела к окончательной утрате влияния Додоны на народы Италии. По мнению Ж. Гаже, несмотря, однако, на провал политики Додонского оракула, Рим в конечном итоге позаимствовал некоторые ритуалы и религиозные обычаи от греков, прежде всего от тарентинцев. «Неоспоримо то, что влияние ритуалов Тарента должно было сказаться и на жителях Мессапии», — делает вывод Ж. Гаже[723].

Но в чем конкретно сказалось это влияние, исследователь умалчивает, и умалчивает потому, что в его распоряжении не имеется ни единого факта. В связи с этим хотелось бы задать вопрос: а испытывал ли сам Пирр какое-то влияние со стороны Додоны, если, как гласит поздняя традиция, накануне своей западной кампании он советовался не с Додонским, а с Дельфийским оракулом? Как бы там ни было, к концепции Ж. Гаже едва ли стоит относиться всерьез: она целиком построена на умозрительных рассуждениях.

Говоря о деятельности Пирра в идеологической сфере, стоит также обратить внимание на тот факт, что не только перед каждым сражением, но и перед принятием какого-либо ответственного решения Пирр устраивал богатые жертвоприношения. Мы солидарны с мнением Г. Бенгтсона, что сам Пирр вряд ли верил в результаты жертв[724], однако на окружающих они должны былы производить надлежащее впечатление.

Немаловажное место в идеологической пропаганде Пирра занимал и образ Александра Великого. Как античные писатели (Plut. Pyrrh., 8; Just., XVIII, 1, 2), так и современные исследователи подметили очевидную схожесть этих двух поистине выдающихся персонажей древней истории. Можно с уверенностью предположить, что если бы один из них по своему происхождению был римлянином, то Плутарх наверняка бы расположил их биографии рядом друг с другом.

Александр служил вдохновляющим примером для диадохов и эпигонов. Ему старались подражать буквально во всем, но лишь немногим грезились походы в неведомые страны и грандиозные сражения. В числе этих подражателей мы находим и Пирра, состоявшего к тому же в родстве со своим знаменитым предшественником: мать Александра Олимпиада, происходившая из молосского царского рода, была двоюродной теткой Пирра, следовательно, Александру Пирр приходился троюродным братом. Ко времени юности Пирра его прославленного родственника уже не было в живых, однако еще были живы те, кто окружал Александра и делил с ним радость побед и все тяготы походной жизни. Среди них особенно выделялся Птолемей Лаг, чьими рассказами мог заслушиваться молодой эпирот, находясь при его дворе в качестве почетного заложника.

Пирр не пытался скрывать своего подражания Александру: это ясно демонстрируют как литературные, так и нумизматические источники. Плутарх, описывая поединок Пирра со стратегом Деметрия Полиоркета Пантавхом, пишет: «О нем (Пирре. — С. К.) говорили и считали, что и внешностью своей, и быстротой движений он напоминает Александра, а видя его силу и натиск в бою, все думали, что перед ними тень Александра или его подобие, и если все остальные цари доказывали свое сходство с Александром лишь пурпурными облачениями, свитой, наклоном головы да высокомерным тоном, то Пирр доказывал это с оружием в руках» (Plut. Pyrrh., 8; пер. С. А. Ошерова).

Плутарх также сообщает о том, что Александр являлся Пирру во снах. Так, в одну из ночей Пирру приснился Александр, обратившийся к нему с ласковой и дружелюбной речью, в которой обещал эпироту немедленную помощь. Приблизившись, Пирр увидел, что тот лежит и не имеет сил, чтобы подняться. Когда Пирр осмелился у него спросить: «Как ты, царь, сможешь мне помочь? Ведь ты болен!» — Александр ему ответил: «Одним своим именем» — и, сев на коня, поехал впереди Пирра. Пирр, ободренный этим сновидением, не теряя времени, двинулся на македонский город Берою и занял его, а вскоре его стратегами были взяты и другие города Македонии (Plut. Pyrrh., 11).

Было ли это на самом деле или данные рассказы являются очередной выдумкой Проксена, как представляется, не столь важно. Главное, что Александр здесь выступает не только своего рода символом, призывая Пирра к активным действиям, но и примером, идеалом, к которому необходимо стремиться. О подражании Пирра Александру свидетельствуют и некоторые нумизматические материалы, которое будут рассмотрены ниже. Связь Пирра с Александром была обозначена также посредством их общего «родства» с Гераклом[725].

С созданием героической родословной, выводившей род Пирридов от легендарных Ахилла и Геракла, были неразрывно связаны разработка и осуществление Пирром так называемой панэллинской идеи,