Джей Эм - Там, где начинается вселенная

Брэтали смог застать их потому, что точно знал: в этот час тотальной проверки они обычно бывают именно в этом доме. Ингрид поняла, что у друзей Сальваторе есть свои причины не попадаться патрулям. Так же как у всех обитателей Пустых трущоб. Не являясь открытыми противниками существующего порядка, как, например, нейтралы-антидоминанты, они и не его сторонники.

Миор с Кориной уже собирались уходить. Сальваторе и Ингрид «поймали» их почти на пороге.

Поприветствовали они друг друга только короткими кивками. Ни радости встречи, ни удивления – как будто расстались вчера. Не было похоже, что это друзья, не видевшиеся много лет.

– Патрули движутся как прежде? – поинтересовался Брэтали.

– По-другому немного, – ответила Корина. – Теперь проходят Пустоту пораньше, и более широким строем. Бывает, наведываются и сюда. Мы сейчас пойдём ещё дальше на север. Там обычно сильно не шарят.

– Вот видишь, – обернулся Брэтали к своей спутнице, – мы с тобой вовремя убрались. Я слегка отстал от каранской жизни. Точнее, от её обратной стороны.

Миор окинул Ингрид тяжёлым и, как ей показалось, недовольным взглядом.

– Я ей помогаю не попасться патрулям, – объяснил Сальваторе.

– Ну да… тебе-то самому сейчас бояться нечего?

– Как сказать…

Ингрид и без того чувствовала себя в их компании лишней. Несмотря на сдержанность встречи, стало понятно, что этих людей связывает общее прошлое. Никакие особые эмоции и слова им и не нужны. Они понимают молчание друг друга.

Свой уход хозяева ненадолго отложили, чтобы накормить Сальваторе и Ингрид.

– Только живее, – предупредила Корина, ставя на стол тарелки с разогретой едой. – Надо торопиться.

Предупреждение, правда, оказалось ни к чему: после еды из пакетиков Ингрид не дыша проглотила всё, что ей предложили. Брэтали не отставал.

Вышли все вместе. Всё же Миор и Корина возражать не стали…

Ингрид гадала, узнала бы она, что они маби, если бы Сальваторе заранее не предупредил, или нет? Рослость, крепкое сложение – это всё как про них сказано. Миор был даже выше и шире в плечах, чем Брэтали. Но не казался из-за этого неловким или неуклюжим, как раз наоборот. И в нём, и в Корине была та же, что и у Сальваторе, внутренняя собранность силы, подтянутость. Так бывает и у людей, которые регулярно занимаются спортом, но не перебарщивают с накачиванием мышц. В том-то вся и штука: и у людей. Больше в этих двоих нет ничего, что могло бы сразу выдать маби. Как будто… Или всё-таки… Ингрид терялась. Может, просто дело вовсе не во внешности?

Но и внешность тоже не совсем обычная. У Корины строгие, решительные черты лица. Возле губ резкие складки. Пожалуй, слишком резкие для её возраста. Волосы, стянутые на затылке в высокий хвост – странного белого цвета. У Миора – каштановые, вьющиеся, острижены довольно коротко. Лицо грубоватое, но без намёка на агрессивность. Широкое в скулах и ниже, и резко сужающееся к подбородку. Выражение неявной насмешливости, кажется, говорит вовсе не о жизнерадостном характере. А о чём?.. Что он за человек, этот Миор, по его лицу, по его серо-зелёным глазам не понять…

Одеты он и его подруга одинаково: в длинные плащи цвета хаки, плотно облегающие фигуру, с воротниками-стойками и застёжками-молниями.

– На «террасу»?.. – Миор вопросительно глянул на Брэтали. Тот кивнул.

Похоже, пристрастие к высоте у Сальваторе из прошлого. Ингрид с неудовольствием подумала о том, что снова придётся лазить туда-сюда по этажам.

Полуразвалившееся здание попалось им через несколько минут пути. Чтобы добраться до «террасы», опять поднялись под самую крышу.

Миор и Брэтали о чём-то говорили вполголоса. Пару фраз Ингрид разобрала, и поняла: речь о работе Сальваторе.

– …да, читал. Мы здесь не настолько далеки от той жизни, как тебе теперь представляется. Я помню статью про тебя.

– Удивился?

– Не то чтобы. Разочаровался.

Они вдвоём уселись на краю «террасы». Про Ингрид Брэтали, кажется, вовсе забыл, и она не знала, куда деваться. Корина какое-то время молчала, думая о своём. Но, заметив растерянность Ингрид, кивнула:

– Пошли.

Они бродили по коридорам и лестницам молча. Разговаривать было не о чем. И всё-таки Ингрид про себя радовалась, что Корина позвала её.

В доме оказалось много балконов. Часть из них обвалилась, но некоторые уцелели. Несмотря на явную опасность, Корина спокойно вышла на один из этих уцелевших. Ингрид, не желая, чтобы её сочли трусихой, последовала за ней. Они остановились возле покосившихся перил.

У горизонта виднелось зарево. Ингрид показалось, что она смотрит одновременно на два восхода: один из них правее, другой – левее. И только один – настоящий. Откуда-то доносился шум, приглушённый расстоянием. Она поняла вдруг, что начала слышать эти звуки давно, ещё по дороге к дому. Но они были настолько трудными для восприятия, что сознание ясно различило их лишь теперь.

– Что это? – Ингрид подразумевала ни то свет, ни то звук.

– Кварталы неспящих. Тут уже недалеко.

Ну конечно! Как она сама не догадалась? Где, как не над кварталами неспящих, увидишь такое – неправильный «второй» восход, похожий на галлюцинацию, как вся тамошняя жизнь. Незатихающая и незасыпающая.

В Джаракасе тоже были свои кварталы неспящих. Но Ингрид, как большинство горожан, имела смутное представление о том, что именно там творится. Жители мультиполисов и куда более привлекательные территории, соседние с их собственными районами, знали не очень хорошо, что уж говорить о кварталах неспящих. Вряд ли у кого-то в здравом уме появится желание туда соваться.

Была только стойкая ассоциация с опасностью и безумием. Да ещё всплывали в памяти многочисленные слухи.

Говорят, неспящие устраивают огромные танцполы под открытым небом. И в любое время суток и года они полны движущейся толпой. Тамошнюю музыку невозможно слушать в нормальном состоянии, но для неспящих она – в самый раз. Без ширева или колёс никто из них не обходится, кроме, разве что, грудных младенцев.

Живут обитатели кварталов недолго, лет до тридцати, до сорока – максимум. Передозировка, случайная пуля в чужой разборке или неслучайная в своей – всё это у них дела привычные.

Во времена Ватанабэ гетто, куда свозили всех противников его диктатуры, больше напоминали тюремные лагеря. Но с приходом к власти Нильсена преступников стали помещать в обычные тюрьмы, а контроль за гетто ослабили. Единственное, о чём заботились – оцепление по периметру, чтобы жители гетто не бежали в города. А со временем и это оцепление сделалось не таким-то плотным. Неспящие редко стремились покидать свои районы, потому что в других им не выжить.