Елена Сенявская - У Вечной реки. Лирическая фантастика

А Эжен, поднявшись к себе, рассказал о предстоящем событии брату и доверчиво поделился с ним разговором, который имел с принцессой.

Пока он говорил, Робера несколько раз бросало то в жар, то в холод. Он понял, что о его участии Элиана не проронила ни слова, но тем более гадко стало на душе. Запоздалое раскаяние захлестнуло графа. Он не желал лгать, ибо его молчание уже было ложью. И хотя еще час назад размышлял о том, как оправдаться, если король все узнает, сам ускорил развязку и осудил себя на изгнание, которого страшился всего сильнее.

— Я прошу отпустить меня, государь, — произнес глухо, не глядя Эжену в лицо.

— Ты хочешь уехать? — застигнутый врасплох, король удивился и встревожился. — Ну и куда же? — спросил, не скрывая раздражения.

— Домой, в родовой замок, — голос графа звучал все глуше, голова опускалась все ниже.

— Почему так внезапно? Я чем-нибудь обидел тебя? — не веря в серьезность подобной просьбы, Эжен тщетно пытался понять, чего добивается брат.

А тот застонал от горечи и стыда, зная, что уйти без признания невозможно, — и не находя для него сил. Наконец, он решился.

— Я не смею смотреть тебе в глаза, — прошептал еле слышно. — Я предал тебя, государь! Я говорил с Элианой и убеждал, что ты не любишь ее, что станешь ей изменять, — и не видя, но чувствуя, как лицо короля становится мрачнее тучи, взмолился с тоской: — Прости! И позволь мне уехать…

— Так вот почему… — внезапно охрипший, Эжен не закончил фразы. Помолчал, сжав пальцы в кулак — до боли. И заметил спокойно, повторяя слова пророчества: — «Не врага берегись, но друга лукавого…» Уезжай, если хочешь… Но зачем, зачем ты все это сделал?! — воскликнул вдруг с отчаянием, схватив брата за плечи и стараясь заглянуть в его опущенные глаза.

Ответа он не дождался. Не потому ли, что сам Робер тоже не знал ответа?

— Никуда ты не уедешь — пока мы здесь! — выпустив его, ледяным тоном приказал Эжен. — Когда вернемся — поступай, как знаешь. Удерживать не стану. А теперь уйди от меня и не показывайся… По крайней мере, завтра.

Граф ушел — с молчаливой покорностью, сознавая, что заслужил суровую кару, готовый к искуплению, не ведая, куда скрыться от самого себя. А король, не ждавший измены и, будто змеей, ужаленный ею, смотрел ему вслед и чувствовал, как растекается яд по жилам, и трещина превращается в пропасть, разделяя его с братом. Великодушный, он мог простить — даже ему, даже за это. Но зная, что, простив вину, не упрекнет никогда прощенного, знал и то, что забыть ее не сумеет. И верить, как прежде, — тоже.

Как и было приказано, весь следующий день Робер не показывался на глаза королю. Но, предоставленный самому себе, он не слишком усердствовал в самобичевании. Это занятие наскучило графу довольно быстро. Мысли его занимала вчерашняя незнакомка, хорошенькая и не в меру дерзкая. Последнее обстоятельство возбудило и поддерживало его интерес целые сутки — непростительно долго! — что само уже сулило начало большого романа, хотя граф и предпочитал ни к чему не обязывающий легкий флирт.

Он нашел ее утром в саду в окружении шумных подруг, но, к счастью, без госпожи, которая в эти часы предпочитала гулять в одиночестве. Робер тотчас присоединился к компании фрейлин, блистая галантностью и остроумием и тщетно стараясь обратить на себя благосклонное внимание Ирис. Красавица слушала его с равнодушно-снисходительным видом, лениво обмахиваясь веером, и всем своим поведением ясно давала понять, что ей нестерпимо скучно и только чувство приличия не позволяет сказать об этом вслух. Исчерпав запас каламбуров и потерпев фиаско, граф впервые усомнился в собственной неотразимости. Уязвленная гордость его взывала к отмщению. Отступить теперь было бы непростительной слабостью. И, собравшись с духом, он предпринял новую атаку на бастионы противника:

— Я слышал, Ее Высочество изволили назначить турнир. Идея великолепна. Боюсь только, нынче мало кто владеет этим старинным искусством.

— У вас, быть может, — храбро подхватила перчатку юная патриотка, сбросив маску невозмутимости. — А наши мужчины не разучились держаться в седле.

— Рад за них, — холодно улыбнулся Робер. — Значит, мне будет с кем сразиться.

— Сплющенный череп не подойдет к вашей шляпе, граф. Имейте это в виду, — молниеносно отпарировала Ирис.

— Одолжите мне пару колючек, красавица: я прикреплю их к копью вместо наконечника, — не растерялся он.

— Не советую пользоваться оружием, которым вы не владеете!

— Если позволите, я буду брать уроки у вас, — шутливо поклонился Робер.

— И не ошибетесь в выборе учителя! — хором заявили фрейлины, с любопытством следившие за ходом поединка. Потом многозначительно переглянулись и, подобрав пышные юбки, ушли в глубину сада, откуда долго еще доносился их смех.

Робер и Ирис остались вдвоем.

— Вы в самом деле примете участие в турнире? — прервав неловкую паузу, спросила девушка, и в словах ее не было больше насмешки.

— Только затем, чтобы сделать вас его королевой, — пылко ответил граф.

— Вы шутите, — она улыбнулась, польщенная.

— Никогда не был так серьезен. Здесь нет никого, достойнее вас!

— Вы забыли мою госпожу, — взгляд ее стал испытующим.

— Заслуга ее лишь в том, что она родилась принцессой, — сдержанно заметил Робер. — Но Королева здесь — только вы… Так назовите мне имя, которое станет девизом на моем щите!

— Ирис… Меня зовут Ирис, — потупив лукавый взор, прошептала девушка и упорхнула вслед за подругами, оставив графа одного — наслаждаться своим триумфом.

Впрочем, до полной победы было еще далеко.

Тем временем Эжен не находил себе места, терзаясь предательством брата и разлукой с ним. Измученный, после бессонной ночи, он старался держаться, будто ничего не случилось, но Элиана сразу заметила его состояние. Подошла после завтрака, мягко взяла за руку.

— Что с вами, мой рыцарь? Вы не заболели? — спросила, глядя в глаза с участием и тревогой. И он, не в силах нести эту боль дальше, прошептал со слезами в голосе:

— Робер признался, что говорил с вами, — сказал и опустил голову, словно был перед ней виноват.

Она все поняла.

— Не наказывайте его за это, — попросила горячо и искренне. — Ему казалось, что он поступает во благо.

— Не знаю, сумею ли я когда-нибудь простить, — в голосе короля звучало отчаяние, но был он благодарен судьбе за то, что она простила.

— Он ваш брат. А это сильнее любой обиды, — серьезно заметила девушка, и слова ее несли в себе утешение. Кажется, впервые в беседе с ним она оставила насмешливый тон.