Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

— Нет.

— Я тоже нет, — этот ответ, собственно, был всего лишь упрямством. Я только должен добавить, что на нашей “ферме” ни в коем случае не было молочных рек с кисельными берегами. Напротив — все это выглядело достаточно мрачно. Только сумасшедший поселенец мог остаться здесь, на этом пустыре.

— Ты хорошо все обдумал, Билл?

— Да, я все хорошо обдумал.

Мы еще некоторое время посидели молча. Каждый думал о своем. Потом мы оба внезапно вздрогнули. Кто-то окликнул нас. Мгновением позже я услышал звук, который мне так хотелось услышать, но теперь, когда он раздался, я перепугался до смерти.

Мы вскочили, и папа сказал:

— Что… — Я огляделся. К нам направлялся огромный мужчина. Несмотря на свои параметры, он прыгал легко, как горная коза, с камня на камень, и при такой низкой силе тяжести казалось, что он парит над почвой.

Когда он подошел ближе, я узнал его. Это был всем известный мистер Шульц, которого мы часто видели на Суде Чести.

Папа помахал ему рукой, и он довольно быстро оказался возле нас. Он был на голову выше папы и вдвое его шире. Его грудная клетка была похожа на огромный бочонок, а самой выдающейся достопримечательностью его внешности был необъятный живот. У него были густые, кудрявые рыжие волосы, а борода свисала на грудь.

— Сердечно приветствую вас, селяне, — крикнул он нам. — Я — Иоганн Шульц.

Папа представил нас, и мистер Шульц подал мне руку. Потом он посмотрел на меня и сказал:

— Я тебя уже где-то видел, Билл.

Я ответил, что я присутствовал на большинстве собраний скаутов. Он кивнул и произнес:

— Но все же ты не был командиром отряда?

Я сказал, что раньше я им был. На что он ответил:

— Тогда ты им снова станешь, — и вопрос для него был исчерпан. Он повернулся к папе: — Один из моих ребят видел, как вы проходили мимо по дороге, и поэтому мать прислала меня, чтобы я пригласил вас на чашку чая.

Папа ответил, что это очень мило, но ему не хотелось бы навязываться. Мистер Шульц даже не стал его слушать. Папа объяснил, почему мы здесь, и показал мистеру Шульцу карту и пластину. Мистер Шульц порывисто кивнул и сказал:

— Тогда мы с вами соседи. Великолепно, прекрасно, — он повернулся к папе. — Все мои соседи называют меня Джон или Джонни. — Папа объяснил, что его зовут Джорджем, и с этого мгновения они стали друзьями.

Мистер Шульц постоял возле груды камней. Сначала он повернулся на запад, а через некоторое время на север, к горам. Потом он вскарабкался на обломок скалы, чтобы лучше видеть, и проверил направление. Мы взобрались следом за ним.

Он указал на возвышение.

— Стройте свой дом там, на некотором отдалении от дороги, но не слишком далеко. Сначала обработайте часть надела вон там, а на следующий год можете протянуть поле туда, к горам, — он посмотрел на меня и добавил: — Или нет?

Я только кивнул.

— Это хороший участок, Билл, — сказал он. — Ты можешь создать на нем великолепную ферму. — Он взял горсть пыли и мелких камешков и пропустил их между пальцами. — Хороший участок, — повторил он.

Он осторожно спустился вниз, потянулся и сказал:

— Мама ждет нас.

Мать действительно ждала нас, на столе стояли чай и завтрак; она определенно рассчитывала на целую компанию. Но прежде, чем мы подошли к дому, меня больше всего поразило ДЕРЕВО.

Это было настоящее дерево, яблоня, которая росла на великолепной лужайке с голубой травой. На двух ветвях ее были плоды. Я остановился и уставился на нее.

— Великолепно, не правда ли, Билл? — спросил мистер Шульц, и я вынужден был согласиться с ним. — Да, — продолжил он, — это самое прекрасное дерево на Ганимеде — и ты знаешь, почему? Потому что оно единственное! — он громко рассмеялся и ткнул меня под ребра, словно шутя. После этого ребра у меня болели целую неделю.

Он рассказал папе, что он должен был сделать, чтобы убедить дерево расти, и как глубоко нужно было копать, чтобы подготовить землю, и как он сам выкопал канал, чтобы можно было поливать его. Папа спросил, почему плоды были только на одной стороне дерева.

— На следующий год мы пересадим плодоносящие ветви и на другую сторону, — ответил он. — Тогда у нас будет также сорт “Демициус”. В этом году мы получили “Гравенштайнер” и “Грэнни Смит”, — он потянулся вверх и сорвал одно яблоко. — А это для тебя, Билл.

Я поблагодарил его и откусил кусочек. В жизни не ел ничего более вкусного.

Мы вошли в дом и познакомились с мамой Шульц, а также с четырьмя или пятью юными Шульцами всех возрастов — от малыша, возившегося на песчаной почве, до девушки примерно моего возраста и почти такого же роста, как и я. Ее звали Гретхен, и у нее были такие же рыжие волосы, как и у ее отца, только они были прямые и заплетены в косу. Мальчики были светловолосыми, так же, как и те ребята, которые подошли позже.

Дом в основном состоял из большого жилого помещения с огромным столом в центре. Стол был не чем иным, как каменной плитой полтора метра шириной и четыре метра длиной, и он опирался на четыре каменные ножки-опоры. Когда я увидел, как мама Шульц нагрузила его, я обрадовался, что он был сделан не из дерева. У обоих длинных сторон стояли каменные скамьи, а у узких сторон находились два настоящих стула — бочонки из-под масла, обтянутые кожей.

Мама Шульц вытерла лицо и руки фартуком, подала нам руку и настояла на том, чтобы папа занял ее стул. Она объяснила, что она никогда много не сидит. Потом вернулась назад, к очагу, а тем временем — Гретхен подала чай.

В одном конце комнаты размещалась кухня. Там также находился огромный каменный камин. Казалось, что его на самом деле можно было использовать — и, как я узнал позже, это было так, хотя пока в нем никогда еще не горел огонь. Он служил, в основном, для вентиляции помещения. Но папаше Шульцу очень хотелось иметь камин, вот он его и построил. Очаг мамы Шульц находился в углу комнаты, рядом с ним.

Он был выложен дельфийским кафелем, но в это я просто не мог поверить. Я имею в виду, кто же будет импортировать с Земли такую бесполезную здесь вещь, как декоративный кафель? Папа Шульц проследил за моим взглядом и сказал:

— Наша Кати рисует просто великолепно, не так ли? — одна из девочек покраснела и, смущенно хихикнув, выбежала из дома.

Я уже съел яблоко и теперь не знал, что мне делать с огрызком. Тут папа Шульц протянул руку.

— Дай мне огрызок, Билл!

Я отдал ему огрызок. Он достал свой нож и осторожно вырезал из огрызка зернышки. Один из мальчиков вышел из комнаты и вскоре вернулся с маленьким бумажным пакетиком, в который папа Шульц положил вырезанные зернышки.