Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

— Не очень много.

— Несомненно, ты знаешь, что первичные космические лучи пронизывают тело человека, но нисколько не вредят ему. Эти лучи также есть и здесь, в космосе. Но металл не полностью прозрачен для них, а те, что взаимодействуют с металлом, превращаются во вторичное, третичное и четвертичное излучение. Это излучение уже далеко не безвредно. Оно может вызвать мутации и причинить непоправимый вред тебе и твоим потомкам. Короче говоря: человек должен строить космические корабли с как можно более тонкими стенками.

В следующую пару дней Олух больше не появлялся в нашем отсеке, и я думал, что он, может быть, получил хороший урок. Но я ошибался. Я встретил его в нижнем коридоре, который находился не слишком близко от нашей спальни. Я хотел пройти мимо него, но он заступил мне дорогу.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он мне.

— Ну хорошо, — ответил я. — Что там у тебя?

— Может быть, ты считаешь себя очень хитрым, а?

Его слова мне не понравились — и еще меньше мне понравился его тон. “Я не считаю себя очень хитрым, я и есть хитрый”, — ответил я ему. Он постепенно начал терять самообладание.

— Ты слишком много о себе воображаешь. Может быть, ты Думаешь, что я теперь буду целовать тебе руки и благодарить тебя, потому что ты спас мне жизнь?

— О, — сказал я. — Если это мучит тебя, забудь. Я сделал это отнюдь не для тебя.

— Я это знаю, И я не благодарю тебя, понятно?

Все было правильно, так и должно было быть. От этого парня я не мог ждать никакой благодарности. Он тяжело вздохнул.

— Ты вывел меня из себя, — медленно сказал он… Потом он Ударил меня кулаком в лицо, и я рухнул на пол.

Я осторожно встал и попытался захватить его врасплох. Но это мне не удалось. Он снова свалил меня. Лежа на полу, я пытался толкнуть его. Но он успел отскочить.

Когда он ударил меня в третий раз, я остался лежать. А когда я поднялся снова, он уже исчез. Я не крикнул ему вслед никакого оскорбления. Я никогда не был силен в потасовках. Я всегда говорил себе, что я отомщу позже.

Я подошел к водяному фонтанчику и вымыл лицо. Хэнк подошел ко мне и спросил меня: что, ради всего святого, со мной произошло? Я сказал ему, что налетел на дверь. Папе я сказал то же самое.

Олух больше не докучал мне, и мы больше никогда ни о чем не говорили друг с другом.

В этот вечер я долго не мог заснуть и пытался объяснить себе все. Я просто не понимал этого Парня, который выдумал такое вот предложение: “Я борюсь с силой десяти человек, пока сердце у меня чисто”. Вероятно, он никогда не натыкался на такого идиота, как Эдвардс. По-моему, Олух был отвратительнейшим типом, и я раскаивался лишь в том, что я закупорил отверстие, пробитое метеоритом, формой и подушкой, а не его башкой. Я пытался вообразить себе, как бы я это сделал, но мне так ничего и не пришло в голову. Как говорит папа — иногда просто нужно принять сложившуюся ситуацию.

Это произошло незадолго до того, как мы приблизились к Юпитеру. Пропал четырехлетний ребенок. Родители всюду искали его, потом они попросили других проявить внимание, но никто не мог разыскать малыша.

Так мы получили возможность проверить нашу готовность скаута оказать помощь. Офицеры не могли обыскивать корабль; кроме капитана, мистера Ортеги и его заместителя, а также двух вахтенных офицеров, никто из экипажа не мог этим заняться. Капитан Харкнесс выдал каждой группе скаутов план корабля, и мы по шли на все, чтобы оправдать оказанное нам доверие. Мы нашли ребенка за двадцать минут. Оказалось, что мальчуган незаметно проскользнул в гидропонный отсек, пока персонал обслуживал растения, и там его заперли.

Пока он находился внутри, его начала мучить жажда, и он пытался утолить ее растворами, в которых росли растения, — он даже немного выпил этих растворов. Результат был ужасающим. Хотя он и не получил никакого серьезного отравления, но гидропонный отсек теперь выглядел не слишком стерильно!

Вечером, когда мы с папой сидели за игрой, я рассказал ему об этом. Пегги была на собрании девочек-скаутов, Молли тоже не было в каюте. Таким образом, мы были одни. Мать малыша жутко вопила, словно совершилось преступление, — я думаю, куда бы мог подеваться ребенок на космическом корабле? И за борт он тоже не мог бы выпасть.

Папа сказал, что ее реакция была вполне естественной.

— Послушай, Джордж, разве у тебя никогда не было ощущения, что некоторые переселенцы просто не подходят для жизни в колониях?

— Ммммм… весьма может быть.

Я думал об Олухе, но я упомянул миссис Тарбаттон, которая окончательно сломалась и больше не появлялась на людях, и другую женщину — миссис Григсби, — которая подверглась наказанию и должна была мыть посуду. Потом здесь был еще парень по имени Сэндерс, который постоянно вступал в конфликты с Советом, потому что он постоянно пытался вести на корабле свободную жизнь.

— Джордж, как же этим людям удалось выдержать психотесты?

Джордж прервал игру и теперь смотрел на меня.

— Билл, ты никогда не слышал о политическом влиянии?

Я только и смог спросить:

— Как это?

— Я знаю, эта мысль тебя шокирует, но ты уже достаточно взрослый, чтобы видеть мир таким, каков он есть. Возьмем следующий пример: я не думаю, что родственники членов правительства проходят те же самые тесты. Если же они проходят их — заключения психиатров всегда благоприятны для них, если правительство проявляет к этому настойчивое внимание.

Мне некоторое время пришлось переваривать услышанное. Как будто это сказал не Джордж. Он не был циником. Я был циничнее его. Образ мыслей Джорджа представлялся мне наивным.

— Но если люди могут обойти эти тесты, тогда, значит, они совсем не нужны.

— Напротив. В основном, результаты тестов честны. И нескольких человек, которым удалось избежать их, не стоит принимать всерьез. Через некоторое время нам, конечно, удастся изменить их. Они почувствуют, что сделали не лучший выбор, — он раздал карты и продолжил: — На этот раз я оставлю тебя в дураках.

Так он говорил всегда. Но теперь я не мог сосредоточиться на игре.

— Каждый, кто злоупотребляет своим положением, должен нести за это ответ.

— Ха, — сказал Джордж. — Не будь так опрометчив, мальчик. В конце концов, мы ведь имеем дело с людьми, а не с ангелами.

Двадцать четвертого августа капитан Харкнесс остановил вращение корабля и начал маневр сближения. Мы тормозили больше четырех часов и прошли на расстоянии шестисот тысяч миль от Юпитера, двигаясь по инерции. Ганимед находился прямо перед нами. Невесомость все еще казалась мне неприятной, но на этот раз мы подготовились к ней и с самого начала сделали себе инъекции против космической болезни.