Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

— Гм, это дает… ну, скажем; следующим образом… — он замолчал и усмехнулся. При этом он выглядел достаточно молодо. — Слушай, мальчик, не задавай мне больше таких вопросов-ловушек. Я инженер, а не физик.

Он задумчиво посмотрел на нас и добавил:

— Честно говоря, я не знаю, что произойдет., но я много бы дал, чтобы узнать это. Если бы мы только знали, как выглядит квадратный корень из минус единицы…

Он быстро продолжил:

— Но снова вернемся к “Мейфлауэру”. Вероятно, вы знаете, что “Мейфлауэр”, собственно, должен был стать “Звездным Скитальцем-2”, если “Звездный Скиталец-1” не вернется назад. Но тем временем эта конструкция устарела, и заложен “Звездный Скиталец-3”, а этот корабль передан для обслуживания колоний. И ему дано название “Мейфлауэр”.

Вы сами должны понять, как вам повезло. До сих пор переселенцы добирались до Ганимеда за два года и девять месяцев. Мы же проделаем этот путь за два месяца.

— А разве мы не можем лететь быстрее? — спросил кто-то.

— Можем, — сказал Ортега. — Но это не нужно и приведет к навигационным затруднениям. На этом новом корабле такое навигационное оборудование — шаг назад. Будем же терпеливы. Ваши внуки долетят туда за неделю. Будет так много кораблей, что придется Учредить Службу Безопасности Движения, и, может быть, в колонии отбудет столько людей, что Земля больше не будет знать перенаселения.

Но хватит об этом, — продолжил он. — Кто из вас знает, что значит уравнение Е = mc2?

Я мог ему это сказать, но я не хотел снова вылезать и не хотел, чтобы меня сочли за карьериста. Наконец один из мальчиков постарше меня сказал:

— Это значит, что масса может превращаться в энергию.

— Верно, — сказал мистер Ортега. — Первым настоящим доказательством этому была атомная бомба, взорванная в 1945 году в Аламогордо, штат Нью-Мексико. Однако это был особый случай. Они еще не могли контролировать взрыв бомбы; и этот большой успех был всего лишь огромным взрывом. Потом были созданы урановые реакторы. Это тоже был особый случай, и только микроскопическая малая часть массы превращалась в энергию. Только когда Килгор вывел свои уравнения превращения массы в энергию — не беспокойтесь, это объяснят вам позже, когда вы станете старше, — все встало на свои места, а еще раньше, в 1905 году, Эйнштейн вывел свои знаменитые уравнения.

Но люди все еще не знали, как им управлять реакцией. Если мы хотели превращать массу в энергию, нам нужно было как можно больше массы, которая не превращалась бы в энергию до тех пор, пока мы этого не захотим. И нам нужны были прочнейшие сплавы. Обычного металла было уже недостаточно. С таким же успехом мы могли бы взять мягкое масло.

Но уравнения Килгора показывают, как нам разрешить эту проблему. Их нужно только правильно понять. Кто-нибудь из вас имеет представление, сколько энергии выделяется, если часть массы превратить в жесткое излучение?

Никто этого не знал.

— Это все есть в уравнениях, — сказал он. — В том числе в добром старом уравнении Эйнштейна Е = mc2. Оно показывает, что один грамм массы выделит девять на десять в двадцатой степени эрг.

Ниже он написал: “1 г = 9 х 10^20 эрг”.

— Все выглядит вполне нормально, не так ли? — произнес он. — Но теперь мы напишем это иначе.

И он написал на доске: “900000000000000000000 эрг”.

— Теперь прочтем это. Девятьсот тысяч миллиардов. Это все еще говорит вам очень мало, так? Сосчитать это количество невозможно. Физики-ядерщики пользуются своими нулями, как плотник пилой.

Попробуем еще раз. Фунт любой массы, например, перьев, может выделить тринадцать миллиардов лошадиных сил энергии в час. Теперь вы понимаете, почему “Мейфлауэр” должен всегда оставаться в космосе и почему он никогда не сможет опуститься на поверхность планеты?

— К примеру? — спросил кто-то из мальчиков.

— К примеру, жесткое излучение. Если бы “Мейфлауэр” стартовал прямо с космодрома Мохаве, вся Калифорния превратилась бы в сплошное озеро лавы, и люди, населяющие ее, погибли бы от жесткого излучения и жары. Теперь вы понимаете, почему защитная перегородка пересекает весь корабль?

Нам не повезло, что Олух Эдвардс оказался в нашей группе. Он был включен в нее, потому что спал в нашем отсеке. Теперь он вылез вперед и спросил:

— А если потребуется произвести какой-нибудь ремонт по ту сторону защитной перегородки?

— Это невозможно, — объяснил ему мистер Ортега. — В энергетической установке нет движущихся частей.

Но Олуха все еще не удовлетворил данный ему ответ.

— Но, предположим, что что-нибудь все же вышло из строя, разве туда нельзя войти во время полета?

Олух обладал уникальной способностью выводить из себя других людей. Мистер Ортега немного нетерпеливо ответил ему:

— Поверьте мне, юноша, даже если потребуется войти туда, мы на это не пойдем. Действительно не пойдем.

— Фи, — сказал Олух. — Я могу сказать только, что это смешно. Почему же тогда вместе с нами отправили инженера, если в полете не надо производить никакого ремонта?

Повисла такая тишина, что можно было бы услышать, как жужжит муха, если бы таковая здесь была. Мистер Ортега покраснел, но ответил ему:

— Вероятно, ты сам сможешь ответить на свои глупые вопросы, — он взглянул на нас. — Еще что-нибудь неясно?

Никто больше не задал ни одного вопроса.

Ортега добавил:

— Я думаю, что на сегодня достаточно. Урок окончен.

Позже я рассказал об этом папе. Он мрачно посмотрел на меня и сказал:

— Я боюсь, что инженер Ортега сказал вам не всю правду.

— Как?

— Во-первых, сам он сделал многое для того, чтобы механизмы по ту и по эту сторону защитной перегородки всегда были в полном порядке. Но также вполне возможно, что во время полета придется добираться до горелки.

— И как же тогда?

— На этот случай предусмотрены исключения из правил. Тогда мистер Ортега, вероятно, наденет космический скафандр, вылезет наружу, на внешнюю обшивку корабля, и оттуда проникнет в машинное отделение. Не особенно приятная работенка…

— Ты имеешь в виду…

— Я думаю, что через пару минут Первый Инженер предстанет перед Святым Петром. Инженеров подбирают очень тщательно, Билл.

Как только проходит новизна, путешествие на космическом корабле оборачивается такой скукой, что и представить себе невозможно. Никаких пейзажей и нигде нет места, чтобы чем-нибудь заняться. В конце концов в “Мейфлауэр” было набито шесть тысяч человек, так что даже поворачиваться здесь надо было осторожно.