Роберт Хайнлайн - Дорога Славы

— У меня вообще нет никаких возражений, — заверил его Мэрлоу. — Возможно, мы все — духи.

— Я выдвину еще одну теорию, Джеймс; прыгуны, марсиане и старики — совершенно разные расы. Прыгуны относятся к третьему классу, горожан, марсиане — ко второму классу горожан, а настоящих хозяев мы никогда не видели, потому что они живут глубоко под землей. Их не волнует, что и как мы делаем с поверхностью. Мы можем пользоваться парком, можем даже ходить по газонам и мять траву, но мы не должны пугать птиц. Или, может, старый марсианин появился в результате гипноза, который оказал на меня Гекко, и, возможно, на Марсе живут только прыгуны и марсиане. Ответьте мне.

— Я не могу вам ничего ответить, — сказал Мэрлоу. — Я вполне удовлетворен тем, что вы справились со своей задачей и пришли к соглашению, которое позволяет нам остаться на Марсе. Я полагаю, пройдут годы, прежде чем мы поймем марсиан.

— Вы выразились слишком мягко, Джеймс. Прошло пятьсот лет после открытия Колумбом Америки, и человек все еще пытается понять американских индейцев, а индеец и европеец — оба ЛЮДИ, похожие, как две горошины. А здесь — МАРСИАНЕ. Мы никогда не поймем их; мы даже не представляем себе, в каком направлении нам двигаться, чтобы их понять, — Мак-Рэй поднялся. — Я хочу принять ванну и немного поспать… а потом я встречусь с Джимом и поговорю о Виллисе.

— Минутку, док. Вы думаете, у нас действительно могут воз-, никнуть неприятности с провозглашением автономии?

— Я добьюсь провозглашения. Отношения с марсианами в Десять раз щекотливее, чем мы думали раньше. Попытайтесь вообразить, что решение, от которого зависит ваша жизнь, будет приниматься на Земле, среди членов правления, никогда в жизни даже НЕ ВИДЕВШИХ марсиан.

— Я не это имел в виду. Какое сопротивление нам придется преодолеть?

Мак-Рэй снова почесал свой подбородок.

— Человеку и раньше приходилось драться за свою свободу, Джеймс. Я не знаю. Мы должны убедить население, что автономия необходима. С существующей на Земле проблемой питания и перенаселения они сделают все необходимое, чтобы сохранить нас здесь и продолжить миграцию. Когда-нибудь они осознают, из-за чего мы поднялись против. Они не захотят провалить Проект.

— Надеюсь, вы правы.

— Я слишком долго был прав. Мы поставим марсиан в свою упряжку. Ладно, я пойду передам новости Джиму.

— Ему они не понравятся, — сказал отец Джима.

— Ему придется через это пройти. Вероятно, он найдет другого прыгуна, научит его английскому языку и тоже назовет его Виллисом. Затем он вырастет и больше не станет держать прыгунов для своей забавы. Осталось недолго, — он задумчиво повернулся и добавил: — Но кем станет Виллис? Хотел бы я знать.

Днем наша группа была наверху, в Сьерре, и мы вернулись поздно. Мы вовремя вышли из полевого лагеря, но служащий из контроля движения направил нас на восток из-за какой-то непогоды. Это мне не подходило. Папа по большей части ничего не ел, когда меня не было.

Кроме того, мне вместо второго пилота всучили какого-то новичка; мой постоянный второй пилот и заместитель руководителя группы был болен, и мистер Кински, наш руководитель, подсунул мне этого типчика. Мистер Кински полетел в другом вертолете с группой “Пума”.

— Почему ты не вставишь себе зуб? — поинтересовался типчик.

— Ты когда-нибудь слышал о правилах дорожного движения? — спросил я его.

В вертолете всегда включалась автоматика; он управлялся с Земли и полз в кильватере грузовика, как ему и было предписано.

Типчик рассмеялся.

— Ты всегда можешь сымитировать несчастный случай. Тут… внимание! — он включил микрофон. — Волк[102] — восемь-три вызывает службу…

Я отключился и тотчас же включился снова, когда ответили из службы контроля движения. Я объяснил, что вызов был ошибочным. Типчик презрительно посмотрел на меня.

— Молокосос! — сладеньким голосом произнес он. Именно этого ему не следовало делать.

— Иди вниз, — сказал я, — и скажи Слейту Кайферу, чтобы он поднялся сюда.

— Зачем? Он же не пилот.

— Если ты меня спросишь, то я скажу, что ты тоже не пилот. Но он весит столько же, сколько и ты, а я должен держать этот ящик в равновесии.

Он откинулся назад.

— Папаша Кински назначил меня вторым пилотом. Я остаюсь здесь.

Я сосчитал до десяти и смолчал. Пилотская кабина вертолета — не подходящее место для драки. Мы больше не говорили друг с другом, пока я не опустил машину на посадочную площадку Норт-Диего и не отключил дюзы ротора.

Я, конечно, вылез последним. Мистер Кински ожидал нас, но я не видел его. Я видел только этого типчика. Я схватил его за плечо.

— Может быть, ты еще раз повторишь свою шутку? — спросил я его.

Мистер Кински появился словно из-под земли, прошел между вами и сказал:

— Билл, что это все значит?

— Я… — я хотел сказать, что я должен вытряхнуть этого типчика из его шкуры, но потом передумал.

Мистер Кински повернулся к типчику.

— Что произошло, Джонс?

— Я ничего не сделал. Спросите у остальных.

Я тоже хотел ответить, что о случившемся нужно сообщить в союз пилотов. Бунт в воздухе — серьезное дело. Но это “спросите у остальных” заставило меня смолчать. Никто ничего не видел и не слышал.

Мистер Кински посмотрел на нас обоих, потом сказал:

— Построй свою группу, Билл, и отправь ее по домам.

Я так и сделал, после чего сам отправился домой.

По возвращении я очень устал и нервничал. Я слышал сообщения во время полета. Они были неутешительными. Рационы сократили еще на десять калорий — ко всему прочему, я был голоден и вспомнил о том, что пришел слишком поздно, чтобы поужинать вместе с отцом. Далее в новостях передали, что новый космический корабль “Мейфлауэр” уже готов, и составляются полетные списки переселенцев. “Как им хорошо, — подумал я. — Никаких скудных рационов, никаких типчиков джонсов”.

Новая, с иголочки, планета.

Джордж — мой отец — сидел в столовой и просматривал какие-то бумажки.

— Ну, Джордж, — сказал я. — Ты еще не ел?

— Хелло, Билл, еще нет.

— Я уже все закончил, — я заглянул в холодильник и увидел, что в обед он ничего не ел. Я решил дать ему добавочную порцию.

Я взял два синто-бифштекса из холодильника и бросил их в быстроразмораживающее устройство, добавил пару печеных картофелин для папы и одну для себя, потом взял пакет с салатом, который оставил медленно оттаивать.