Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики
— Они не хотят, чтобы я их видел, а я до тех пор не подпишу.
— Но если покажут — ты подпишешь?
— Мм-м, может быть, со временем. Но я должен знать, как устроили дела мои родители.
— Не понимаю, почему папочка не соглашается с такой разумной просьбой. Разве только… — Она нахмурилась.
— Разве только — что?
— А как твоя доля? Ее тебе предъявили?
— Какая доля?
— Ну как же, твоя. Ты знаешь, что у меня есть акции. Мне их дали, когда я родилась. Радбек, твой дедушка, то есть мой дядя. У тебя, наверное, вдвое больше, ведь предполагалось, что ты станешь самим Радбеком.
— Нет у меня никаких акций.
Она мрачно кивнула:
— Это одна причина, почему папочка и судья Брудер не хотят, чтобы ты видел бумаги. Наши персональные доли ни от кого не зависят; они наши, мы можем с ними делать все, что захотим, с тех пор, как достигли совершеннолетия. Твои родители контролировали твои так же, как папочка контролирует мои до сих пор — но любые доверенности, какие они подписали относительно твоих акций, теперь недействительны. Ты можешь стукнуть кулаком по столу, и им придется выложить денежки или застрелить тебя. — Она нахмурилась. — Не то чтобы они это сделали. Тор, папочка — неплохой человек во всех отношениях.
— А я и не говорю, что это не так.
— Я не люблю его, но я к нему привязана. Но, если уж на то пошло, так я ведь из Радбеков, а он нет. Это глупо, да? Потому что мы, Радбеки, ничего особенного собой не представляем, мы грубые крестьяне, Но я тоже беспокоюсь. Помнишь Джоэла де ла Круа?
— Это тот, который хотел со мной поговорить?
— Да, верно. Джой больше тут не работает.
— Не понимаю?
— Он был восходящей звездой в инженерном департаменте Галактического объединения — разве ты не знаешь? В конторе говорят, что он нашел себе новое место. Джой говорит, что его выставили за то, что он пытался через их головы поговорить с тобой. — Она нахмурилась. — Не знаю, чему верить. Теперь я верю Джою. Что ж, Тор, ты все так и оставишь? Или докажешь, что ты Радбек из Радбека?
Торби закусил губу:
— Я бы хотел вернуться в гвардию и забыть всю эту чушь. Я раньше думал, что это чудесно — быть богатым! Теперь я богат и знаю, что от этого только голова болит.
— Ты что, выходишь из игры? — в ее голосе слышалось легкое презрение.
— Этого я не сказал. Собираюсь остаться и поглядеть, что происходит. Только не знаю, как начать. Думаешь, надо стукнуть кулаком по столу и потребовать мою долю?
— Ну… только с адвокатом.
— Слишком много тут адвокатов развелось!
— Потому тебе адвокат и нужен. Чтобы схватиться с судьей Брудером, потребуется умная голова.
— Как мне такого найти?
— Господи, я с адвокатами не связана. Но тебе найду. Теперь давай погуляем и поболтаем — на случай, если нами кто-нибудь интересуется.
Тор провел трудное утро, изучая законы корпорации. После обеда позвонила Леда:
— Тор, не хочешь покататься на лыжах? Буря кончилась, а снег хороший. — Она пристально на него посмотрела.
— Ну… ой, пойдем!
Он пошел. Они ни о чем не говорили, пока не отошли далеко от дома. Тогда Леда сказала:
— Человек, который тебе нужен — Джеймс Джи Гарш, Новый Вашингтон.
— Значит, ты потому и позвонила? Ты действительно хочешь покататься? Я бы хотел вернуться и позвонить ему.
— О боже! — она печально тряхнула головой. — Тор, придется мне за тебя выйти, оберегать тебя. Ты возвращаешься домой и звонишь адвокату с высокой репутацией. И что происходит?
— А что?
— Ты можешь проснуться в спокойном месте, а вокруг будут здоровые мускулистые санитары. Я всю ночь не спала, я уверена, что тут все дело в бизнесе. Значит, я должна выбирать. Я хотела, чтобы папа всегда управлял делами, но, если он ведет нечестную игру, я на твоей стороне.
— Спасибо, Леда.
— Он говорит «спасибо»! Тор, это ради Радбека. Теперь о деле. Нельзя тебе схватить шапку и кинуться в Новый Вашингтон к адвокату. Насколько я знаю судью Брудера, у него уже есть план, что делать, если ты попытаешься. Но ты можешь отправиться поглядеть на какие-то свои владения… начнем с твоего дома в Новом Вашингтоне.
— Здорово, Леда! Умно.
— Я такая умная, что сама от себя без ума. Хочешь, чтобы все выглядело нормально, возьми и меня — папочка говорил мне, что я должна тебя покатать.
— Ой, конечно же, Леда. Если это тебя не затруднит.
— А я пожертвую собой! Мы и в самом деле что-нибудь посмотрим, по крайней мере, в Североамериканском отделении. Единственное, что меня беспокоит — как избавиться от охранников.
— Охранников?
Никто из Радбеков не путешествует без телохранителей. Что ты, тебя же истерзают репортеры и всякие ненормальные.
— Думаю, — медленно произнес Торби, — что в моем случае ты ошибаешься. Телохранителей никаких не было.
— Они должны быть незаметными. Бьюсь об заклад, в доме твоей бабушки, когда ты там гостил, было два-три. Видишь вон того одинокого лыжника? Спорю, что он катается не для удовольствия. Надо придумать, как от них избавиться, когда ты пойдешь к Советнику Гаршу. Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.
Торби необыкновенно заинтересовала огромная столица, но он хотел как можно скорее выполнить свой план. Леда не давала ему торопиться:
— Сначала погуляем. И в самом деле посмотрим кое-что.
Дом, простой по сравнению с Радбеком, двадцать комнат и только две из них большие, — выглядел как будто он только вчера вышел из него. Он узнал двух слуг, что прислуживали в доме Радбека. Его ждал наземный автомобиль с шофером и лакеем в ливрее Радбека. Шофер, кажется, знал, куда их отвезти; они ездили под зимним субтропическим солнцем, и Леда показывала планетные посольства и консульства. Когда они проезжали мимо огромного здания, которое представляло собой Главный штаб Гвардии Гегемонии, Торби велел шоферу замедлить ход и стал его разглядывать. Леда спросила:
— Это твоя «альма матер», да? — И шепнула: — Смотри хорошенько. Здание против главного входа — то, куда тебе нужно.
Они вышли у памятника Линкольну, приблизились к ступеням и испытали тот священный трепет, какой охватывает всех, кто смотрит на эту огромную ссутулившуюся фигуру. У Торби появилось внезапное ощущение, что статуя похожа на папу — не то чтобы очень, но похожа. Глаза его наполнились слезами. Леда шепнула:
— Это место мне напоминает… оно похоже на заколдованную церковь. Ты знаешь, кто он был? Он основал Америку. Американская история ужасна.
— Он еще что-то сделал.
— Что же?