Иэн Бэнкс - Последнее слово техники

— Дамы и господа, — сказал Ли на вполне сносном английском, прежде чем продолжить на марейне (Речь Ли воспроизводится по корабельным архивам с максимально возможной точностью. Некоторые грамматические вольности господина 'Ндана не поддаются точному переводу на английский. — Примеч. дрона.). — Я собрал вас всех тут этим вечером, чтобы поговорить с вами о Земле, вернее о том, что нам с ней делать. Я хотел бы надеяться, что, выслушав мою речь, вы выскажетесь в пользу одного из возможных вариантов дальнейших действий. Но прежде всего позвольте несколько слов о самом себе. — Ли прервался, чтобы пропустить рюмочку бренди. Кое-где в зале посмеивались и мяукали по-кошачьи. Он осушил рюмку и бросил её через плечо. Дрон, конечно, подхватил её, хотя я и не слышала его приближения. — Прежде всего — кто я? — Ли поскрёб подбородок и взъерошил длинные волосы. Он проигнорировал раздавшиеся в зале ответы вроде «трахнутый на всю голову придурок» и продолжил: — Меня зовут Грайс-Тантапса Ли Эрейз 'Ндан дам Сион, мне всего лишь сто семнадцать лет, но я умён не по годам. В Контакте я числюсь шесть лет, но уже многое испытал и имел честь пообщаться с некоторыми авторитетными персонами. Я — продукт цивилизации, которая примерно восемь тысяч лет назад прошла этап, соответствующий нынешнему уровню развития людей на планете под нами.

— Возгласы «Но ты мало что можешь им предъявить, а?» — Я могу проследить свою родословную назад во времени примерно на такой же срок, и даже дальше, до появления первых неверных проблесков сознания, а если вам охота заглянуть ещё дальше — сквозь многие десятки тысяч поколений. — «Как, на прошлой неделе?», «Твою мать!» — Конечно, моё тело подверглось коррекции, обеспечивающей ему обширные возможности получения разнообразных удовольствий и всемерно повышающей шансы на выживание в любой ситуации, — «Не стоит беспокоиться, дружище, этого он нам не покажет…» — и так же, как получил эти способности в наследство я, их должны будут перенять от меня мои дети. — «Ну пожалуйста, Ли, мы ведь только что поели!» — Мы переделывали самих себя и совершенствовали свои машины, мы вряд ли ошибёмся, сказав, что мы сами себя сделали. Однако в моей голове, в моём черепе и мозгу, обитает существо по крайней мере столь же недоразвитое и тупое, как только что рождённый ребёнок в самом глухом медвежьем углу Земли. — Он сделал паузу, улыбнулся и переждал кошачье мяуканье. — Мы те, кто мы есть, потому что мы способны учиться и обогащать свои знания, потому что у нас есть путь, по которому мы можем идти. Мы разделяем общие ценности пангалактического человеческого типа живых существ, а также ценности, характерные для межвидовой метацивилизации, называющей себя Культурой, и, наконец, мы есть результат прецизионного смешения генов наших родителей, какие бы битовые заплатки мы потом ни ставили. — «Сам себе поставь битовую заплатку, цыплёночек…» — Так что я вправе считать себя морально выше тех, кто копошится под толстым слоем атмосферы там внизу, потому что я иду по тому пути, для которого я был предназначен. Мы возвышены, они же раздавлены, причёсаны под одну гребёнку, научены цирковым трюкам, искривлены, как дерево бонсай. Их цивилизация переполнена уродствами и отклонениями, наша построена на тщательно уравновешенном гедонизме, не допускающем пресыщения. Культура позволяет мне всё, на что я способен, что не вступает в противоречие с правами других, и чаша моя полна, будь то к добру или злу. Я могу, в той или иной степени, считать себя гражданином Культуры, равно как и все присутствующие здесь. Мы служим в Контакте, так что, по определению, объединены общей склонностью к дальним странствиям и встречам с необычными, нерядовыми людьми, и в этом отличаемся от остальных, но в целом каждый из нас, будучи случайно отобран, более или менее верно отражает все аспекты Культуры, а вот кем бы вы должны были стать, пожелай вы верно отразить все аспекты земной цивилизации, я вам предлагаю вообразить самим. Но вернёмся ко мне. Я так же богат и столь же беден, как и любой человек Культуры (я использую эти слова, поскольку в дальнейшем буду сравнивать наше социальное положение с аналогичными земными характеристиками). Я богат уже тем, что нахожусь на борту этой посудины, которой не нужен ни капитан, ни даже экипаж в строгом смысле слова, и хотя моё богатство не является очевидным для постороннего глаза, любому среднестатистическому землянину оно покажется громадным. Мой дом — в прекрасном, восхитительном орбитальном хабитате, который любому жителю Земли покажется неописуемо чистым и просторным. У меня пожизненный неограниченный доступ к быстрой, безопасной, свободной, полностью самодостаточной транспортной системе, я живу в собственном крыле родового дома, а вернее сказать, хором, вокруг которых раскинулись необозримые сады. У меня есть личный летательный аппарат, катер, возможность выбора из большого перечня иных транспортных средств, от афореса (Я предпочёл передать фонетически слово, которое в переводе звучало бы примерно как «лошадеобразный». — Примеч. дрона.) до того, что жителям этой планеты могло бы показаться звездолётом; наконец, я могу воспользоваться любым из длинного перечня свободных в данный момент кораблей, которые зовём звездолётами мы. Как я уже сказал, я сейчас служу в Контакте и оттого несколько ограничен в своих перемещениях, но, разумеется, я могу в любой момент выйти в отставку и через несколько месяцев быть дома, с перспективами прожить без каких бы то ни было забот ещё две сотни лет или около того. И всё это даром. Я ничем не обязан за это платить.

В то же время я беден. Мне ничего не принадлежит. Каждый атом в моём теле был некогда частью чего-нибудь ещё, а вернее, многих вещей, да и сами элементарные частицы должны поучаствовать в великом множестве постоянно изменяющихся комбинаций, прежде чем счастливо складываются в атомы, образующие всё физическое и ментальное многообразие объектов, доступных вашему наблюдению и восприятию. И… спасибо… да, спасибо… и однажды каждый атом моего тела станет частичкой чего-то другого, и это будет уже навсегда. Сперва — частью звезды, поскольку именно на звёздах мы предпочитаем погребать наших мёртвых, а потом — снова — всего окружающего, начиная от еды, которую я съел, и напитков, которые я выпил, одеяния, которое я сейчас ношу, и жилища, которое занимаю, а также статуэтки, которую я собственноручно вырезал… заканчивая модулем, на котором я отправился в этот зал, чтобы предстать вам за этим столом, и звездой, которая согревает меня. Это так, когда я здесь, а не потому что я здесь: эти вещи могут быть устроены так, чтобы обусловить моё существование, но всё же в каком-то смысле это воля случая, и они с равной охотой сложатся в конфигурацию, которая обеспечит возможностью существовать кого-то другого тоже. В таком случае вряд ли я вправе претендовать даже на метафизическое обладание ими.