Ехала карета по чёрному мосту - Ольга Ленская
Сергей, словно очнувшись, повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, глядя на свои скованные руки. Стараясь не смотреть на него, чтобы случайно не поймать его взгляд, Макс нашарил в сумке скальпель. Сначала он не ощутил боли, просто холодный металл выскользнул из вдруг ставшей влажной руки и скальпель звякнул об пол.
Сергей вздрогнул, запрокинув голову, касаясь затылком стены. Ноздри тонкого носа затрепетали, он напрягся, натянув цепи – браслеты впились ему в запястья, труба, к которой он был прикован, дрогнула, удерживающие её скобы чуть подались, посыпалась пыль и цементная крошка. Макс поднял к глазам руку со стекающей в рукав струйкой крови. Сергей шумно вздохнул. Вздох перешёл в стон, стон – в глухое, животное рычание. Снова рывок, снова лязг наручников и скрежет металла о цемент. Макс смотрел на собственную кровь, понимая, что Сергей сейчас вдыхает её запах, и это понимание было сродни оцепенению. Он просто стоял и смотрел на глубокий порез, на яркую струйку.
Сергей резко подался вперёд, браслеты наручников снова до кости врезались в запястья, на восковую щёку упали красные капли. Макс не двигался. Он опустил руку, кровь капнула на грязный пол и на валяющийся возле его ног скальпель. Теперь его взгляд упёрся в браслет наручника, из-под которого вытекал такой же блестящий ручеёк. Абсолютно такой же. И капли, падающие на лицо Сергея, были такими же, как те, что срывались с его собственной руки. Сквозь пыльное треснутое стекло лился тёплый свет, пахло полынью и сосновыми иголками. И капала кровь – бесшумно, но Максу казалось, что он слышит тихий стук о деревянные половицы.
Внезапно этот мерный, только ему одному слышный стук прекратился. В ладонь легла холодная рукоять скальпеля.
- Макс, - почти прошептал Игорь, но такой шёпот пробудил Макса лучше, чем мог бы пробудить самый громкий крик. – Я не могу. Прости. Не могу сам.
Макс сжал руку, чуть отстранил Игоря и шагнул вперёд. Поймал взгляд Сергея – безумный, тёмный, глубокий. Смотреть в такие глаза – всё равно, что склониться над колодцем, у которого нет ни перил, ни дна. Но Макс смотрел. Всего секунду. А в следующую секунду вскинул руку с зажатым в ней скальпелем. Фонтаном брызнула горячая кровь. По лицу Макса пробежала судорога и он снова вскинул руку...
Игорь отступил, едва не споткнувшись, чувствуя, что падающий в окно солнечный луч вопреки законам природы темнеет, закручивается спиралью, превращаясь в чёрную воронку, вбирает в себя обшарпанные стены, мусор, свисающий с потолка провод от люстры…
Очнулся он уже на улице. Державший его за локоть Макс облегчённо выдохнул.
- Ты в норме?
Игорь кивнул. Наваждение, в котором утонули последние минуты, проведённые в доме, ушло. Но то, что он увидел, взглянув сейчас на Макса, поразило его даже больше, чем то, чего он не видел или не помнил. На висках Макса, в тёмно-русых волосах явственно были заметны седые прядки.
- Всё, пошли отсюда.
Глава 7
Боли не было. Или он просто не различал её, потому что за века его тело забыло это ощущение, как и многие другие, свойственные человеку. Только мерные толчки в запястьях – это выходит кровь, сбегая вниз горячими струйками. Сколько ещё? Ему было жгуче жаль, что этот прозрачный, влажный июньский вечер – его последний вечер. Бегущие из вскрытых вен струйки казались всё горячее – это остывало его тело. Сколько ещё? Сколько раз можно вдохнуть запахи мокрой травы, остывающего после жаркого дня асфальта, едва доносящийся откуда-то безумный аромат цветущего жасмина?
Что станет с его телом, когда иссякнет вытекающая из перерезанной вены горячая струйка? Смерть? Но это тело давно умерло и поддерживалось до сих пор лишь удовлетворением вечной жажды чужой крови. Тогда что? Разложение, гниение, рассыпание в прах? И он будет всё это ощущать? Или – нет? Разве можно умереть дважды? Или это просто смерть, растянувшаяся на десятилетия, столетия, и сейчас она наступит окончательно?
Он глубоко вздохнул и поднял взгляд на тающую полоску заката за окном. Последние лучи, безжалостно прорезающие тёмную зелень деревьев, разбили окружающий мир на калейдоскоп искажённых осколков, однако он не поддался желанию закрыть глаза и осколки снова сложились в стройную картину: резные верхушки деревьев в прямоугольнике окна, только теперь он видел их сквозь влажный розоватый туман – глаза, сотни лет не знавшие закатных лучей, не выдержали и кровеносные сосуды лопнули, в уголках глаз набухли тяжёлые капли. Через мгновение по щекам потекли горячие кровавые ручейки. Он попытался вспомнить, как видят закат люди, как видел его он сам когда-то – когда фраза «любоваться закатом» была и для него привычной, почти обыденной. Последний закат, после которого будет призрачно-светлая ночь, а потом – такой же мучительный рассвет. А дня, наверное, уже не будет.
Он упрямо смотрел на выжигающую глаза золотистую полоску.
Антон стоял посреди комнаты в тупом оцепенении. Он не знал, сколько прошло времени, потому что привык пользоваться часами в мобильнике. Ему не было ни страшно, ни тревожно, он просто ждал, не ощущая ничего, кроме пустоты. Время остановилось для него, а с ним замерли и все чувства. В какой-то момент он осознал это и попытался стряхнуть странную апатию. Когда вернётся Сергей? И что ожидает Антона с его возвращением?
Оцепенение понемногу отступало, освобождая место нарождавшейся тревоге. Что происходит сейчас у Даши? Что станет с ней, с Максом, с остальными? Антон вспомнил, что чувствовал, когда шёл сюда, теперь он знал, что сделал это не по своей воле. Сергей позвал его. Значит,