Дмитрий Беразинский - По ту сторону черной дыры

— Довгаль, у тебя «сова» установлена? — спросил Волков.

— Установлена, только работает она или нет, я не проверял — до сих пор надобности такой не было.

— Ну, ты пока выясняй, а мы тем временем обойдем местность на предмет посторонних шумов. Довгалев издал какой-то звук, по-видимому, означавший согласие, и парни побрели вдоль периметра.

Единственное, что было отчетливо слышно солдатам — чудовищный храп, но это храпели местные жители, укушавшись сорокаградусной, да, из леса доносились звуки, издаваемые героями белорусского народного эпоса.

— Терпеть не могу, когда храпят! — признался Мурашевич.

— А сам-то?

— Только на спине.

— Как, кстати, твоя Дуня? — вдруг поинтересовался Андрей.

— Ты же мне, волк позорный, поздно сказал про шоколад. Она теперь животом мучается.

— Как же ты не знал, что от большого количества шоколада всегда бывает великолепный запор? — Мурашевич сплюнул.

— Я шоколад вообще не ем.

— Ну, теперь и Дуня есть не будет.

— Да хватит тебе. Ты мне лучше скажи, чего от тебя хотела Анастасия?

— Спрашивала о принципе действия автомата Калашникова. Подозреваю ее в шпионаже в пользу Иссык-хана. Нужно немедленно доложить особисту.

— Идиот! Я же серьезно.

— А если серьезно, то откуда ты знаешь? Дуня сказала? — Мурашевич кивнул.

— Сказала, что сестра вернулась злющая, как кикимора, потому что ты поиздевался над ней. Так чего она, все-таки, хотела?

— Понимаешь, Володя, в таком возрасте девушки сами не знают, чего хотят. Я бы, конечно, мог ей объяснить, что ей нужно, но это не в моих правилах.

— Она тебе понравилась?

— Молода еще. Дитя, как ни крути!

— А ты что, старик?

— Мне все-таки, двадцать семь. А ей каких-нибудь, шестнадцать.

— Тебе — двадцать семь? Как же ты в армию попал?

— Женат я, батенька. Сначала институт, затем заболел, а потом выздоровел. Моему сыну уже девять лет!

— Ах, да! Я что-то слышал об этом. Где же он теперь?

— Под могучим крылом Ильиничны. Ума не приложу, как дальше с ним…

— Не дрейфь! Образуется. Но, все-таки, нужно было второго ребенка сделать, тогда бы «войско» обошлось без тебя. А у меня мать с братом младшим осталась. И батька-алкаш… Этот точно горевать не будет. Как получат повестку о том, что я пропал без вести, так нажрется, скотина. Раньше только меня и боялся, а теперь начнет руки распускать…

Володя отвернулся и шмыгнул носом.

— Ну, ничего. Малый скоро подрастет, будет ему на орехи! Ему тоже через три года в армию. А ты не жалеешь, что не откосил?

— Теперь жалею. Неизвестно, увижу ли я когда Анжелу или нет, — Волков махнул рукой.

— Нужно жить днем сегодняшним. Пойдем, может там Довгаля уже прирезали…

… Нет, Довгалев был жив. Правда, на ходу засыпал, глядя в окуляр «совы». Ткнувшись очередной раз лбом в окуляр, он смачно выругался.

— Хэй, Саня, жив ли ты, отвечай! — громко спросил Мурашевич, подходя к БТРу.

— Сплю на ходу, — ответил Довгалев.

— Ну, как «сова», работает?

— Куда она, нахрен, денется! Коптит потиху.

— Тогда заваливайся дрыхнуть, а мы, в случае чего, разбудим.

Пару часов парни просидели, по очереди глядя в окуляр прибора. Все было тихо. Накрапывал небольшой дождик, и под этот звук глаза бойцов слипались, будто намазанные канифолью.

— Как-то подозрительно это все, — начал было Андрей, но Мурашевич вдруг замотал головой.

— Или у меня, Андрюха, глюки, или к нам лезут гости. Слышь, собаки залаяли?

— Ты их видишь?

— Трое, — прошептал Володя, — не гиганты. Думаю, Довгаля будить не стоит, — сами справимся.

— Перестреляем?

— Нет смысла. Мы этих кривоногих и так сцапаем.

Здоровяк Мурашевич в подобных случаях признавал первенство приятеля, поэтому без возражений согласился с его предложением. Они тихонько выскользнули из БТРа и перебежками, неслышно, двинулись к ограде, которую кто-то форсировал тихой сапой. Одному Мурашевич двинул своим, похожим на гигантское пресс-папье, кулаком по темени, и тот послушно слег. Остальные, услышав подозрительный шум, насторожились. Сержанты, внезапно выступив из тени, атаковали непрошеных гостей. Один из противников, хрюкнув от испуга, махнул наобум саблей в сторону Володи. Сабля скользнула по бронежилету, не причинив вреда.

— Твою мать! — выругался Мурашевич и, с разворота ударил подъемом стопы агрессора по шее. Оставшийся попытался что-то крикнуть, но Андрей, не спускавший с него глаз, ткнул дулом автомата прямо в зубы. Раздался хруст и, не начавшись, крик перешел в глухой стон. Жертва Андрея начала оседать. Парень сделал шаг вперед, и схватил человека за шиворот. Затем приподнял его и осмотрел при лунном свете со всех сторон.

— Экий красавец, — подивился он.

— Пойдем! — произнес Мурашевич. Через плечо у него болталось тело.

— А где третий? — спросил Волков.

— Кажись. Я ему шею сломал, — буркнул Володя.

— Ты уверен?

— Да голова его болтается, как хрен в банке!

— Ну и изверг вы, осмелюсь заметить, товарищ сержант!

— Хватит болтать! Пойдем, в БТРе должны быть наручники.

Подойдя к бронетранспортеру, Володя постучал по откинутой крышке люка.

— Довгаль! Просыпайся! — спустя секунд десять из люка выглянула заспанная физиономия водителя.

— Чего? — недовольно протянул он, сладко позевывая.

— Чего-чего! Наручники давай! У нас гости! Андрюха, вызывай базу! — Волков вынул транк и набрал номер Булдакова.

— Пся крев! — донеслось из транка.

— По делу, товарищ майор, — безапелляционно заявил Андрей.

— Гусь свинье не «товарищ майор», — недовольно промычал Олег Палыч, — чего там у вас стряслось, надеюсь, не пожар и не наводнение?

— Незваные гости на чай заходили.

— Как здоровьечко дорогих самозванцев?

— Один улетел к предкам, другой в коме, третий — в наручниках.

— Нехорошо поступаете, товарищ сержант! К вам гости, а вы им — браслеты. Их нежные ручки более к колодкам привыкли! — Волков терпеливо ждал, пока у шефа прекратится словесный понос. Булдаков просыпался на ходу и острил без устали:

— Этим двоим в жопы по лимонке, и пусть сидят тихонько. Я скоро буду!

— Володя, — обратился Андрей к Мурашевичу, когда Булдаков наконец прервал свои словоизлияния и отключился, — ты шефа нормально понял? Что значит «в жопы по лимонке»?

— Это значит, что наш шеф недавно только слез со своей супруги, а ты прервал его на первой фазе сна.

— Я же не виноват, что приперлись эти половцы и порушили нашему майору весь ништяк! — в ответ на это приятель только фыркнул. Из БТРа вылез Довгалев и надел наручники пленным. Кислое выражение его физиономии обозначало, что он до чертиков хочет спать. Заметив это, Волков произнес язвительным тоном: