Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]

Жизнь в посёлке текла по установленному военными распорядку — никакого освещения в тёмное время суток, никакого свободного хождения по улице после девяти вечера, всем предписывалось постоянно иметь при себе паспорта и специальные пропуска, введённые приказом командарма.

Однажды днём случилась трагедия.

Посёлок подвергся артобстрелу. Погибло много военных, немало коттеджей пострадало от прямых попаданий, осколков и взрывной волны. Досталось и коттеджу Савельевых.

Елена как раз готовила обед — обещался приехать Андрей Николаевич.

Дочка играла во дворе. Разверзшийся ад швырнул Елену в панику, но она кинулась на улицу, за Викой. Увиденное страшной незаживающей раной разорвало душу.

Девочка была мертва…

Елена кричала дико, прижимая тельце к груди, безумно глядя на застывшее побледневшее личико, потерявшее свою прелесть и детскую непосредственность.

Женщина уже не обращала внимания на грохот и дым пожарищ. Всё перестало существовать для неё, она сама перестала жить с последним вздохом своей девочки.

Елена бездумно шла по посёлку, прижимая тело ребёнка, не замечая ничего.

Двое солдат повалили её, затаскивая под автомобиль.

Один кричал:

— Куда ты, дурная?! Убьют!!!

Рядом грохнул взрыв. Автомобиль основательно тряхнуло, всё окутало снежной пеленой и дымом.

Женщина потеряла сознание.

Очнулась она уже в больничной палате.

Госпиталь загодя устроили в одном из коттеджей.

Сквозь пелену на глазах Елена увидела какого-то человека в белом халате поверх военной формы, склонившегося над ней.

Словно издалека донёсся незнакомый голос:

— Положительное влияние транквилизирующего эффекта налицо.

Женщина опять провалилась в пустоту.

Неподалёку от неё стоял Андрей Николаевич. Это ему говорил врач на относительно понятном языке о методике лечения.

— Как она? Отойдёт? — спросил Савельев.

— Всё что могли, сделали. Её жизнь и психическое здоровье не вызывают опасения. Ну, а потеря ребёнка, — врач вздохнул, — тут уж медицина бессильна. Вашей невестке придётся смириться с этой трагедией.

Андрей Николаевич, поджав губы, кивнул и спросил:

— Когда выписка?

— Я думаю, недельки через три. С сегодняшнего дня начнём снижение дозы и продолжим наблюдение за состоянием больной.

— Сообщите мне, когда дело к выписке пойдёт.

— Хорошо, Андрей Николаевич.

— Надо идти. Дела, — вздохнул Савельев, пожимая руку врача.

Елену выписали через восемнадцать дней.

Савельев забрал её и хотел отвести домой, но женщина спросила:

— Где похоронили мою дочь? — и добавила дрогнувшим голосом: — Я хочу видеть.

Они пошли за территорию посёлка через посты, их пропускали без лишних расспросов.

Место, где похоронили девочку, было хорошим — невысокий пригорок без кустов и деревьев.

Елена не ожидала, что заснеженный пригорок окажется весь утыкан деревянными крестами и усеян чёрными проплешинами смёрзшихся холмиков.

— Солдат и офицеров, погибших при обстреле, тоже похоронили здесь, — пояснил Андрей Николаевич. — А вот там Вику…

Женщина молча кинулась к холмику, упала на колени, обхватила крест и по-бабьи заголосила что-то непонятное, отчаянное, выворачивающее душу наизнанку…

Савельев, смаргивая нежданно выступившие слёзы, достал из внутреннего кармана куртки красивую фляжку и небольшой раздвижной стаканчик. Плеснул в него коньяку. Подошёл к женщине.

— Выпейте, Елена. Правда, врач не советовал после т ранквилизаторов, но…

Она будто не слышала, продолжая причитать.

Скорбно вздохнув, Савельев плеснул содержимое стаканчика себе в рот. Тут же налил ещё и выпил, крепко сморщившись. После сел на небольшую деревянную лавочку, установленную самолично при погребении, и понуро сгорбился.

Прошло не меньше часа.

Наконец, женщина успокоилась и даже смогла оторваться от креста, поглаживая его заботливо, блуждающим взглядом окидывая холмик земли. Потом села рядом с Савельевым на лавочку.

— Выпьете? — предложил Андрей Николаевич, изрядно успевший закоченеть.

— Нет… — Елена посмотрела на синее небо без единой тучки и произнесла устало: — Хороший сегодня день. А какая погода была на похоронах?

— Такая же. Синее небо, солнце и мороз, — глухо ответил Савельев.

— Знать, радуется Боженька моему ангелочку… — всхлипнула женщина, утир ая ладонью покрасневшие глаза. — По-христиански всё сделали?

— Да. Батюшка отпевал. Я попросил, чтобы отдельно от солдат и офицеров.

— Батюшка? — переспросила Елена.

Савельев кивнул:

— У военных есть теперь.

Они посидели ещё какое-то время.

Андрей Николаевич произнёс как можно мягче и в то же время убедительнее:

— Пойдёмте, Елена. Будет ещё возможность прийти сюда.

Женщина молча поднялась, наклонилась к кресту, поцеловала его и пошла между холмиков к узкой неровной тропке вытоптанной в снегу, ведущей с пригорка к посёлку.

Савельев шёл следом, глядя на некрасивую фигуру женщины и размышляя над тем, что сегодня узнал о ней больше чем за всё время знакомства. Раньше у него не появлялось повода задуматься о душевных качествах жены брата, она была просто посторонним человеком и оставалась им сейч ас, но уже более живой и настоящей, со своим характером и непростой судьбой. Он немного завидовал Ивану, встретившему пусть некрасивую, зато очень хорошую жену, человека, готового на самопожертвование не только ради близких, но и чужих. Андрей Николаевич был уверен, что Елена на такое способна.

Наступил вечер.

Елена и Савельев остаток дня провели в коттедже, каждый в своей комнате, а к вечеру спустились на кухню с зашторенными окнами.

Приходилось соблюдать приказ о светомаскировке, хотя, положа руку на сердце, оба не понимали, как это может уберечь при современных средствах ведения войны.

Электричество от дизельных генераторов было только в штабе. Остальные жители довольствовались дневным освещением. Савельев, как служащий при штабе, имел особую привилегию — свечи, ставшие дефицитом, как и всё прочее ещё недавно почти ненужное, бесполезно заполнявшее прилавки многочисленных супермаркетов, магази нов попроще и мелких торговых точек, и вдруг враз куда-то пропавшее.

Разговор не вязался.

Женщина, будто улитка, спряталась в себя. Простое, ничем не примечательное лицо казалось застывшей маской, а взгляд печальных глаз — потухшим и равнодушным ко всему происходящему. Маленькие руки аккуратно сложены как у прилежной первоклассницы. Отсутствие маникюра и коротко постриженные ногти, так раздражавшее Савельева в других женщинах, сейчас ничуть не резало глаз, так же как и отсутствие маломальской косметики.