Дмитрий Бондарь - Другой Путь.Часть 1

   - Да ну их! - Вдруг сказал Васян. - Завтра праздник, а потом как-нибудь выкрутимся. Не впервой. Гитлера вон одолели, неужели наших бюрократов не победим? Только вы никому о том, что я вам рассказывал, хорошо? Мне пока еще неприятности не нужны. Наливай, Серый, накатим!

   И мы накатили. А потом вернулся Попов с коньяком (как и обещал - три звездочки, потому что "теперь пофиг, любой пойдет!")  и мы снова накатили, а потом еще и еще. Когда за окном стало темнеть, пришел еще один студент - Славик. Принес "Московскую". И стало совсем весело. Мы ходили из комнаты в комнату, пели, где-то выпивали, с кем-то закусывали, познакомились с улыбчивыми парнями-кубинцами. Санчес был почти европейцем, а Густаво - черным негром, но улыбались они одинаково. Странно было сидеть рядом с настолько черным человеком: мне казалось, что он совершенно другой, не такой как мы и я осторожно (как мне казалось) старался отодвинуться, чтобы ненароком не рассердить черного кубинского парня. А он напротив, лез ко мне обниматься, кричал какие-то приветствия, произносимые с дичайшим акцентом, и вообще вел себя непотребно. Однако, у них нашелся ром и вскоре мы целовались с Густаво на брудершафт - прямо как Леонид Ильич с каким-нибудь африканским "демократическим президентом". Напоследок кубинцы  приглашали нас сыграть в нарды с каким-то угрюмым арабом - лысым как коленка и носатым как попугай какаду. Васян наотрез отказался, емко выразив в витиеватых матерных выражениях свое отношение к нечистым на руку каталам. Захар несколько раз просил его повторить столь фигурные обороты, но, как сказал Васян - "ушло вдохновение" - и ничего подобного больше не получилось. Потом мы  потеряли Леньку и Славку, зато нашли двух симпатичных девиц из Тюмени, но и они ушли куда-то с Васяном.

   Проснулся я от свежего ветерка, дувшего мне в шею из открытого настежь окна. На соседней кровати развалился Попов, а Захар нашелся за столом - он спал сидя, уронив голову на сложенные руки.

   Я умылся в холодной воде, нашел среди сваленных в нишу вещей свою сумку, извлек из нее и выпил две таблетки аспирина - чтобы наверняка избавиться от треска в голове. Лишь после этого я посмотрел на часы (мамин подарок - "Восток") и решил, что наступила пора будить Захара - часовая стрелка приближалась к восьми, а нам еще через пол-Москвы добираться до Красной Площади!

   Захар долго отказывался просыпаться, но когда я пригрозил, что брошу его среди московских алкоголиков одного - живо продрал опухшие глаза. Он стонал и кривился, но, подгоняемый мной, нашел в себе силы умыться и тоже съел аспирин. На столе нашлась едва открытая банка с рыбой, самую чуть припорошенной сверху сигаретным пеплом -  мы позавтракали. Совсем не так, как оба привыкли, но ничего другого не нашлось.

   Захар написал Леньке записку, и мы поехали на парад.

   День был пасмурный, с редкими появлениями холодного солнца. Мы боялись попасть под дождь, но его так и не случилось. Захар настаивал, что это "наши научились облака разгонять", а я считал, что просто так совпало. Потом уже я узнал, что прав был скорее Захар, чем я.

   Наверное, зря мы рассчитывали, что нас пустят на саму площадь. Нас на нее и не пустили - не оказалось пригласительных билетов. Да и откуда бы им взяться? Мы слышали гул толпы, звуки парада, но обиженный на родную милицию Захар остался недоволен. Конечно, при его-то желании посмотреть на парад с Мавзолея!

   Зато вместо того, чтобы глазеть на танки и ракеты, мы прогулялись по центру Москвы. Впечатлений было много, но по большей части они состояли из череды домов, переплетенных улиц и поисков дороги к метро.

   В тот же вечер - 9-го мая мы уехали домой, ждать оговоренные две недели.

 Последняя декада мая выдалась теплой, даже, временами, жаркой. Мы снова приехали в Москву, но если в прошлое наше посещение зелень еще только распускалась, то теперь она буйствовала. По обоюдному согласию решили к Леньке больше не ездить, чтоб не стать такими же алкашами как он сам и его друзья.

   Потолкавшись у касс на Белорусском вокзале, мы уселись в нужную электричку и через час выгрузились на Жаворонках. В этот раз почему-то не было той смелости, что толкала нас вперед две недели назад. Мы и шли медленнее и останавливались чаще: наверное, понимали, что дорога назад с каждым шагом становится все менее возможна.

   - Слушай, Захар, а может, пусть сами разбираются? Ну кто мы такие, чтобы во все это лезть? - Не уверен я, что хотел сказать именно это, но что сказал, то сказал.

   - Чего? - Захар сделал вид, что не понял. - Перегрелся что ли? Шапку надень.

   - Ну Захар, подумай. Зачем оно нам? Мы же в любом случае можем прожить хорошую, насыщенную жизнь!

   Он остановился.

   - Чтобы потом, когда меня сын или внук спросит, почему живет в дерьме, я ему ответил, что это потому, что папа отказался быть ассенизатором? Так ты хочешь, Серый? Ты для этого институт бросил? Ты для этого полгода - больше - копался в том навозе, что называется отечественной экономикой?

   - Я не знаю, Захар. Правда, не знаю. Пойми простую вещь: сегодня у нас с тобой есть шанс остаться обычными людьми, завтра мы станем такими же скотами как они все!

   Он сел на траву, бросил рядом сумку, посмотрел вверх - на голубое небо с редкими облаками. Сорвал травинку, сунул ее меж зубов и произнес:

   - Так и должно быть.

   - Как?

   - Всегда кто-то должен быть скотом, чтобы другие могли остаться чистыми и счастливыми. Я готов к этому. Если нужно будет, я убью или предам. Я это сделаю. Потому что ты однажды сделал выбор, доверив мне свою тайну. Я оценил. И я пойду до конца. И мне насрать, что обо мне скажут потомки. Если я чувствую себя правым - я буду лезть в гору. Какой бы высокой она не оказалась.

   - И меня? - спросил я.

   - Что тебя? - он опять посмотрел в небо.

   - Предашь?

   - Непременно, если ты еще раз решишь смалодушничать. Даже не предам, а просто прибью.

   Я улыбнулся и пошел дальше. Минуты через две сзади послышался топот - Захар догонял.

   Изотов сидел на узкой скамье у открытой калитки.

   Он ехидно ухмылялся в свои вислые усы.

   Над седой головой Валентина Аркадьевича клубилась белая пена цветущей сирени.

   - Здравствуйте, хлопцы, - он поднялся со своего насеста. - А я гадаю - сегодня приедете или завтра, а может быть, вообще передумали?

   - Нет, Валентин Аркадьевич, мы пойдем до конца, - встав перед ним в позу Мальчиша-Кибальчиша, заявил Захар. - Назад дороги уже нет.

   - Это хорошо, что вы такие решительные. Проверил я твои слова, Сережа. Все так и случилось. Людей жалко в Североморске. Что ж ты не сказал? Ладно, чего уж теперь. Будем считать, что первую проверку вы прошли. - Он двинулся к дому по каменной дорожке. - Чего стоим? Пошли, поговорим с Иванычем. Ворота прикройте там!