Дмитрий Беразинский - Задолго до Истмата
Афанасий раздраженно махнул рукой.
— Это глупцы! Идиоты! Фанатики! Обратная сторона монеты. Этих я боюсь больше всего. Это они сжигали на кострах ведьм, объявляли страну... как ее... Австралию... дьявольским наваждением, проклинали все новое и непонятное! Миша, а что, уже вино кончилось? Где келарь твой?
— Владыка, а не хватит ли нам уже? — осторожно спросил Иннокентий. — Время уже за полночь, как бы...
— Я, Михалыч, скажу, когда хватит! — погрозил ему кулаком Великий Сакелларий. — У меня была очень трудная неделя. Келарь, твою мать! Шкуру спущу!
В дверях возник перепуганный келарь. Вопросительным взглядом он посмотрел на министра культуры как на самого трезвого, но тут заревел отец Афанасий:
— Святой гром на твою голову, нечестивец! Скорее неси хлебного вина, иначе такую епитимью наложу — триста лет после смерти исполнять будешь!
Перепуганный келарь побежал за указанным напитком, а Иннокентий укоризненно пробормотал:
— Ну зачем же так, ведь мы с этим вроде боремся... а тут налицо откровенное хамство!
Повеселевший владыка Афанасий ткнул жилистым кулаком министру под бок.
— Не вешай носа, вьюнош. Поскольку здесь все выпимши, то начальников средь нас нет, как и подчиненных. А этим толстомясым дисциплина нужна. Ты думаешь, он сейчас в подвале возьмет бутыль и принесет нам? Ошибаешься! Он возьмет три. Одну принесет нам, одну выпьет по дороге, а одну спрячет на завтра. Не веришь? Пойдем проверим!
Иннокентий нехотя встал со стула и поплелся вслед за бойким стариком. Отец Михаил остался сидеть с подпертой ладонью щекой. Сделав несколько поворотов по узкому, плохо освещенному коридору, они спрятались в темной нише.
— Тс-с! По моим подсчетам, он должен скоро идти! — прошептал владыка. — Ага, вот он, грешный!
Раздался еле слышный топот подбитых войлоком сапог, и вот уже через мгновение неподалеку от них послышалось жадное бульканье. Затем в нишу просунулась рука, поставила опорожненную бутылку на пол — и тут же быстрый священник схватил пьянчужку за руку.
— Спасите! — раздался испуганный вопль.
— И спасем, и сохраним, — насмешливо сказал Великий Сакелларий, выходя из своего укрытия, — тебе, сын мой, мама в детстве не говорила, что красть грешно? А, брат Серафим?
— Сирота я! — понурился келарь.
— А раз сирота, то прочтешь сегодня... нет, сегодня Господь тебя не услышит, ты пьян... прочтешь завтра триста раз «Помилуй мя», а три воскресенья подряд тебе постные. Уразумел, дитятко?
— Уразумел, владыка! — тяжко вздохнул келарь. — Исполню, клянусь Господом!
— Не упоминай всуе имя Господа нашего, когда пьян! — строго сказал старик. — Где еще одна бутылка?
— Какая бутылка, отче? — искренне удивился брат Серафим. — Одна выпита и одну вам нес...
Иннокентий мог бы поклясться, что брат не лукавит. Однако Великий Сакелларий придерживался иного мнения. Легонько хлопнув келаря по широкому рукаву рясы, он хмыкнул:
— А то я келарем не был! Кого хочешь надуть, дитятко? Господа ты еще надуть сможешь, но старого Афанасия — никогда. Доставай бутыль, говорю!
Брат Серафим еще раз горько вздохнул и вынул из рукава полуштоф. Протянув его своему мучителю, он хмуро спросил:
— Епитимью увеличивать будете, отче?
Старик посмотрел на Иннокентия, нахмурил брови.
— А что, боярин, может, и вправду пожалеть запивашку? Келарь опустился на колени и приложился к руке Великого Сакеллария.
— Встань, дурак! — беззлобно отругал его старик. — Никогда не целуй руки пьяному священнику! И епитимья моя недействительная, поскольку я выпимши. А сказ мой будет таков: послезавтра мы проведем ревизию монастырских подвалов. И спаси тя бог, если случится какая недостача! Все уразумел? Ступай себе с богом!
Придя в свою келью, брат Серафим сел на жесткое ложе и обхватил голову руками. Ирод проклятый! Навуходоносор! Страшная слава про него идет — никому он не спускает. Лучше бы келарю два раза по триста молитв наложили в качестве епитимьи!
В ризнице они застали сладко храпящего отца Михаила.
— Спекся Миша, — с грустью сказал старик, — спи, дружок школярный, не будем тебе мешать!
— А поехали ко мне, владыка! — предложил Иннокентий.
— Поехали, — быстро согласился Афанасий, — а баба твоя не будет против? Бабы ваши не чета нашим — съедят и не поморщатся!
— Инге скажу, что важная политическая встреча, — нашелся Кеша, — так что, едем?
— А, давай! — рубанул ладонью воздух старик. — Сегодня у нас четверг будет? Говорят, что в ночь на пятницу сны вещие снятся!
— И часто исполнялись ваши сны, владыка? — поинтересовался парень.
Афанасий пожал плечами.
— А шут его знает, Я завсегда в четверг надираюсь, чтобы утром не помнить, чего снил. Хе-хе!
Картина первая. Отвратительным утром в пятницу 28 апреля (летосчисление здесь не совпадало с земным) Ростислав Алексеевич Каманин сидел в поместном приказе и ворошил груду бумаг, требовавших немедленного просмотра. Напротив сидел Алексей Михайлович, его отец, которого он забрал с Земли вместе с семьей, как и обещал. Близняшки тоже изъявили желание покинуть планету вместе с ее проблемами и, досрочно защитившись, присоединились к отцу и матери.
— Вот и славненько, что с замужеством не торопились! — радовались они. — Теперь тут какого графа отхватим, а то и князя!
Нынче девочки сидели дома вместе с Полиной и разучивали современные бальные танцы. Французский балет того времени представлял собою бесконечную череду шаганий и приседаний, длился уйму времени, и нужно было обладать воистину ангельским терпением, чтобы запомнить все выходы и фигуры. Маша от разучивания танцев отказалась, сказав, что по возрасту ей положено сидеть у стены и ворчать на молодежь.
Но вернемся к утру пятницы. Алексей Михайлович просматривал бюджет на второе полугодие и изредка фыркал. После очередного лошадиного звука премьер оторвался от своих бумаг:
— Что, академик Каманин, уже жалеете о своем согласии на участие в проекте?
— Да нет, — ответил отец, — поражаюсь бессмысленности некоторых податей. К чему, например, налог на орехи? Сбор с покупки кровати? Налог на лапти? Налог на арбузы? На похороны, рождение, печь с трубой и прочие бессмыслицы? У меня такое ощущение, что все эти налоги составлял душевнобольной! Оставить подоходный налог как самый разумный, отдельно НДС для купцов, единый годовой налог для крестьян, ремесленников...
— Эй, батя, стоп! Стоп? — вскинулся Ростислав. — Где ты тут ремесленников видел? Это у нас вымирающий вид! Единичные случаи. Вообще слабость третьего сословия — это самая большая беда России. А то, что есть сейчас, и то, что было сотню лет назад, — не сравнить. Но процесс развития ремесленных гильдий необходимо искусственно ускорить. И не дай бог, будет как в Советской России: куча профсоюзов-жополизов, занимающихся распределением путевок для руководителей и среднего звена. Конечно, попадали иногда на курорты и простые работяги, но тоже с шершавым языком. Я никогда не понимал, зачем вообще в Советском Союзе профсоюзы? Как может председатель профкома защищать интересы работника, если получает зарплату из рук работодателя?