Андрей Гусаров - Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи

Психиатр профессор В.П. Рожнов точно подметил: «…Распутин был в какой-то степени личностью незаурядной. В ту мрачную эпоху не было у него ни знатного происхождения, ни богатства, ни образования. Однако, когда жизненная борьба столкнула его, малограмотного мужика, с представителями аристократической знати, он проявил великолепное понимание их человеческой натуры»[42].

Окружающим последователям и особенно впечатлительным дамам казалось, что перед ними знаток Библии, да ещё и её толкователь, что, конечно, абсурдно. Нетрудно представить, что общение с духовными лицами и другими паломниками во время путешествий к святым местам позволили запомнить и толкование святых текстов. К тому же Распутин был неграмотным, и почерпнуть необходимые знания в части толкования библейских текстов из книг он никак не мог. Хотя в своем «Житие…» Распутин пишет, что черпал знания, читая Евангелие. Нужно понимать, что это выдумка – часть «старческой» легенды Распутина, а библейские знания Григория Ефимовича, скорее всего, состояли их толкований Библии всех тех, с кем он познакомился во время странствий, и того, что проницательный крестьянский ум выделил и запомнил.

Распутин открыто признавался в своей неграмотности во время встречи с Тобольским епископом Антонием, говорил, что читает по-русски плохо, а писать не может совсем, но любит слушать чтение Евангелий и книг на богословские темы. Подтверждал Распутин при этой встрече и то, что книг по богословию он не читал, как и саму Библию.

Писать невообразимыми каракулями и читать старец научился лишь в Петербурге, в 1910-х годах. Это и стало вершиной образования нашего героя.

Историк М.Н. Покровский отмечал: «Не может быть, чтобы „божий человек“ не умел говорить понятно, по-своему, по-крестьянски, но и ему, и его поклонникам обыкновенная человеческая речь показалась бы отступлением от ритуала»[43].

А потому и вёл себя Распутин, как оракул, провозглашая общеизвестные истины и христианские сюжеты в форме народной, речевой, необычной для городских обывателей. Делал это осознано, специально говорил витиеватым языком. «Человеку, чем непонятней, тем дороже», – признавал в интимных беседах сам «старец».

Конечно, в определённый момент игра в старчество, которую начал «мужичишко» Распутин в Петербурге, а может быть, ещё и в Покровском, со временем переросла в нечто большее. И поверил он в свою великую миссию, решив, что он – мессия.

«Некоторые из его изречений меня удивили оригинальностью, – писал в 1912 г. в „Новом Времени“ о встречах с Распутиным М.О. Меньшиков, – и даже глубиной. Так говорили древние оракулы или пифии в мистическом бреду: что-то вещее развёртывалось из загадочных слов, что-то тёмно-мудрое»[44].

С какой же убедительностью и силой малограмотный крестьянин изрекал свои истины, что удивил даже образованного публициста и идеолога русского национального движения Михаила Осиповича Меньшикова, которого никак нельзя причислить к последователям старца.

Нехитрый информационный «багаж» хорошо поможет старцу в Петербурге, где «духовная учёность» Григория Ефимовича станет предметом слепого поклонения группы экзальтированных особ женского пола, в числе которых окажется и императрица Александра Фёдоровна. Но у этой «учёности» старца была и оборотная сторона – отношение к ней Синода и его известных представителей.

Распутин намеренно противопоставлял себя официальной церкви, и это, в частности, выражалось в его особых интимных отношениях с женщинами, его взглядах на проблему взаимоотношения полов и греховности. К этой темой мы ещё вернёмся не раз.

Замечу лишь, что распутинское христианство в своей основе ближе к мироощущению библейских пророков-многожёнцев или того же весёлого царя Давида, чем к строгим положениям апостольской церкви. Давид, как известно, любил пиры и пляски, а пророки имели гаремы и бесчисленное потомство, что официальной церковью считается грехом. Впрочем, если Григорий Ефимович позиционировал себя в качестве пророка, то стиль его жизни был вполне органичен и находился в рамках библейских мифов.

Как и древние пророки, Григорий Ефимович превратил грех в фарс, а веру – в игру, назвав свои похождения добродетельными. И удивительно здесь то, что во всём этом была своя крестьянская правда: та незатейливая действительность, на словах отвергаемая лицемерным столичным обществом, властью и православной церковью.

По прошествии ста лет нам сложно представить картину жизни Григория Ефимовича во всей полноте, но определённое понимание его внутреннего мироустройства даёт книга «Житие опытного странника», вышедшая в 1907 году. Старец надиктовал её, вспоминая свои походы по России и в Палестину.

Основной идеей, пропагандируемой Григорием Ефимовичем, остаётся всё тот же славянофильский крестьянский монархизм, где народ, царь и христианство сливаются в соборной гармонии. Мудрый царь-батюшка правит, плохие чиновники мешают жить, пахарь пашет, воин воюет и так далее. Идиллия русского мира.

Довольно стройный отредактированный текст «Жития» рассказывает о походах «старца» достаточно подробно, в основном без точного указания мест. Рассказы о странствиях перемешиваются с историями об ощущениях Григория Ефимовича и рассуждениями о Боге и вере.

«Я шёл по 40–50 верст в день, – пишет Распутин, – и не спрашивал ни бури, ни ветра, ни дождя. Мне редко

приходилось кушать, по Тамбовской губернии на одних картошках, не имел с собой капитала и не собирал во век: придётся Бог пошлёт, с ночлегом пустят – тут и покушаю. Так не один раз приходил в Киев из Тобольска, не переменял белья по полугоду и не налагал руки до тела – это вериги тайные, то есть это делал для опыта и испытания. Нередко шёл по три дня, вкушал только самую малость. В жаркие дни налагал на себя пост: не пил квасу, а работал с подёнщиками, как и они; работал и убегал на отдохновение на молитву. <…> Природа научила меня любить Бога и беседовать с Ним. Я воображал в очах своих картину самого Спасителя, ходившего с учениками своими. Приходилось нередко думать о Царице Небесной, как Она приходила на высокие места и просила Бога – „Скоро ли я буду готова к Тебе“».[45]

И далее в том же духе.

Странствия Григория Ефимовича начались примерно в 1892 году, а первые остановки ищущего Бога паломника из Покровского произошли в двух монастырях: Абалакском и Верхотуринском.

Первое паломничество Григорий совершил в Верхотуринский Николаевский мужской монастырь, обитель достаточно древнюю и почитаемую у жителей Сибири и Урала. Неспроста пошёл Распутин в Верхотурье – здесь находятся мощи самого чтимого в этих краях святого Симеона Верхотурского, считающегося у верующих небесным покровителем Урала.

Мы уже немного познакомились с историей города Верхотурье, основанного у берегов Туры на месте небольшого поселения народности манси. Появление этого города связано со строительством в конце XVI века новой дороги в Сибирь от Соликамска, получивший название Бабиновской[46]. В конце этой дороги необходимо было поставить острог, а в 1597 году удобное место нашлось на берегу речки Туры, где располагалось старое городище Неромкура. О нём в Москву сообщалось: «На северном берегу Туры находится крутой камень-гора, возвышающийся над поверхностью воды на 12 саженей и больше, а длина оного по реке простирается до 60 сажен, так что со стороны Туры нет надобности ставить стены, то место и без городовой стены всякого города крепче, разве б по тому месту велеть хоромы поставить в ряд, да избы поделать, а дворы поставить постепенно, а по углам города от Туры поставить наугольные башни»[47].

Весной 1598 года новый русский город в Сибири был заложен. Головин и Воейков участвовали в строительстве острога лишь на начальном этапе, и вскоре их сменили воевода Михаил Михайлович Вяземский и голова Таврило Самойлович Салманов.

Примерно в это же время, в конце XVI века, в Верхотурье прибывает иеромонах Иона, который решил рядом с отрогом основать мужскую обитель, выбрав место на берегу речек Калачик и Свияга. Он обратился к воеводе с просьбой бесплатно выделить лес, но получил категорический отказ. Обиженный Иона составил челобитную царю Борису Годунову, и монарх распорядился выдать необходимые строительные материалы. Руководство острогом выполнило волю царя, но весьма своеобразно: лес для постройки монастырского храма и келий они поставили Ионе в долг, и через некоторое время начали требовать его погашения. В 1602–1603 годах монах построил церковь святого Николая Чудотворца и кельи. В 1604 году Иона отправляется в Москву просить о постоянном жалованьи себе (6 рублей в год) и дьяку (3 рубля в год), которое в итоге получает. Так что строительство Верхотуринского Николаевского мужского монастыря идёт при активном участии правительства.