Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий
Фаворит дополнил собой и подчеркнул триумф Риволи. Мало того, в тот же день, 17 января, Жубер, преследовавший остатки войск Альвинци, при селении Ла Корона недалеко от Риволи взял ещё 5 тыс. пленных. В общей же сложности за четырёхдневную «кампанию» 14–17 января 1797 г. «гордая Австрийская империя потеряла 24 тыс. солдат и офицеров пленными, 12 тыс. убитыми и ранеными, 60 орудий и 24 знамени, в том числе вышитые рукой императрицы знамёна венских добровольцев»[632]. Авторитетный российский дипломат граф Г.Д. Моцениго доносил из Флоренции в Петербург: «Буонапарте, в течение четырёх дней почти уничтоживший императорские войска в Италии, вступил триумфатором в Верону». Поскольку теперь всеобщее внимание не только в Италии, но и в Европе было приковано к судьбе Мантуи, Моцениго уверенно предсказал, что Мантуя долго не продержится и что «её падение сразу почувствует вся Италия!»[633]. Так и произошло.
После Фаворита фельдмаршал Вурмзер продержался лишь две недели, пока его изголодавшийся гарнизон не съел всех своих лошадей. В святой для всех христиан праздник Сретения — 2 февраля 1797 г. — в церквах Мантуи колокола зазвонили необычно: крепость сдалась. Солдаты гарнизона, ещё державшиеся на ногах (15 тыс. по К. Клаузевицу и 16 — по Д. Чандлеру) сдали оружие. Кроме того, пленниками французов стали ещё 7 тыс. больных, а в числе трофеев впечатляли 300 орудий (по данным А.А. Жомини, даже 350).
Наполеон доверил честь принять капитуляцию Мантуи старейшему из своих генералов — Серрюрье, обязав его соблюсти редкое в таких ситуациях почтение к пленному фельдмаршалу. Вурмзер получил право свободно выйти из крепости с отрядом в 500 вооружённых солдат при 6 орудиях[634].
Тем временем Наполеон, не дожидаясь, когда будет оформлена капитуляция Мантуи, пошёл с частью своих войск на Рим, через Римини, а благодарный Вурмзер отправил ему вдогонку письмо, которое, по признанию Наполеона, спасло ему жизнь. Вот как рассказывал об этом император на острове Святой Елены своему врачу Б. О'Мира: «Когда я отправлялся в Римини, меня догнал курьер с письмом от Вурмзера, который сообщал мне о плане моего отравления и о месте, где это должно было произойти. Попытка отравить меня, подготовленная канальями священниками, должна была быть осуществлена в Римини. По всей вероятности, эта попытка увенчалась бы успехом, если бы не эта информация Вурмзера»[635].
Тот факт, что Наполеон уклонился от столь лестного для него церемониала принять сдачу в плен неприятельского фельдмаршала, свидетельствовал о его скромности. Достойно вели себя в покорившейся Мантуе и его солдаты. Только Вальтер Скотт обнаружил (если не домыслил) какие-то данные о том, что они «пытались содрать со стен и увезти в благословенную Францию знаменитые фрески Тициана, изображавшие борьбу богов и титанов. К счастью для Тициана и Италии, это оказалось неисполнимо — и боги и титаны остались на их родных стенах»[636].
Падение Мантуи практически завершило освобождение Северной Италии от австрийского господства и всколыхнуло всю страну. Однако вывод А.3. Манфреда, что будто бы «отныне вся Италия лежала у ног победителей»[637], несколько поспешен. На очереди была ещё Папская область.
Папа Римский Пий VI (в миру Джованни Анджело Браски) вёл тогда проанглийскую политику, предавал анафеме Французскую революцию и даже попустительствовал избиению в Риме 13 января 1793 г. посланника Франции А. Бассевиля. Теперь, в январе 1797 г., Лазар Карно от имени Директории настойчиво предлагал генералу Бонапарту идти на Рим, «разбить этот трон глупости» и «водрузить над столицей Италии штандарт свободы»[638].
В первых числах февраля Наполеон с двумя отрядами общей численностью в 5 тыс. человек под командованием Ж. Ланна и К.П. Виктора (тоже будущего маршала) перешёл — в буквальном смысле — Рубикон. Папские войска, попытавшиеся остановить французов, были с лёгкостью для Ланна и Виктора отброшены и «бежали от французов с такой быстротой, что посланный в погоню за ними Жюно не смог их догнать в продолжение двух часов, но, догнав, часть изрубил, часть же взял в плен»[639]. 12 февраля Пий VI в письме к Наполеону запросил мира. Наполеон ответил согласием, причём Вальтер Скотт, не упускавший случая съязвить по его адресу, назвал его письмо к папе «сверхпочтительным, ласково-вежливым, которое смахивает на светскость того разбойника, что всегда желал спокойной ночи своим ограбленным жертвам»[640].
Мирные переговоры Наполеон начал 16 февраля в Толентино (на подходе к Риму) с тремя назначенными папой кардиналами. Вот что пишет об этом Андре Кастело: «В строгом, даже суровом на вид дворце Паризани и сегодня вам покажут зал и комнату Наполеона, где он работал с этими «попами» и где ему приходилось напяливать на себя устрашающую маску и разговаривать с ними в «тоне страшилища». Выдвинутые им условия оказались настолько жёсткими, что кардинал Маттеи (племянник папы) даже опустился перед ним на колени»[641]. Намеренно устрашив кардиналов сверхжёсткостью своих требований, Наполеон затем смягчил их — совсем немного, но перепуганные кардиналы радовались и такому смягчению. По условиям договора папа римский передавал во владение Франции Болонью, Феррару, Романью и Анкону помимо контрибуции в 15 млн ливров и предметов искусства, а также закрывал все порты Папской области для английских судов[642].
«Почему Наполеон уже тогда не сделал того, что он совершит несколько лет спустя? Почему он не занял Рим, не арестовал папу?» — такие вопросы поставил Е.В. Тарле и сам же дал убедительный ответ. Во-первых, «ещё предстояли мирные переговоры с Австрией, а слишком крутой поступок с папой мог взволновать католическое население Италии и создать тем самым для Наполеона необеспеченный тыл». А во-вторых, Наполеон уже тогда допускал, что станет повелителем Франции и что папа Римский был бы для него полезен