Темное дело - Рауфжон Джамилович Кубаев

Это была точно такая же открытка, какие получили Вероника со Слащининым и певец. И текст в ней был точно такой же.

— Все! — решительно произнес начальник охраны и безопасности. — Мне это надоело. Я сейчас пойду и переверну всю подводную лодку!.. Но этого мерзавца найду!..

— Как же вы его найдете? — поинтересовался Дима Абдулов.

— По почерку! — торжествующе произнес Яйцин и вышел из медсанчасти.

Некоторое время в приемной было тихо — оставшиеся размышляли над словами начальника охраны и безопасности — пока, наконец, Слащинин первым не подал голос:

— Держу пари, что я знаю, с кого начнет наш Шерлок Холмс!..

— С кого же? — спросил Дима Абдулов.

— С Калачева!

Теперь, после того, как кассета с невнятным голосом предполагаемого маньяка стала не единственным свидетельством его психологических заморочек, Рябинина имела не такой уверенный вид, и торжествующие нотки в ее тоне заметно попритихли.

И это хорошо. Не люблю иметь дела с торжествующими женщинами.

А тогда…

— Ну? — спросил я ее тогда. — И кто же, по твоему, за всем этим стоит?

Она упрямо тряхнула головой.

— Не здесь, — сказала она. — Пойдем в каюту.

Не люблю спорить с женщинами вообще, а с уверенными в себе в частности. Что мне оставалось делать? Я пожал плечами:

— Пошли.

Мы отправились в каюту. Рябинина уверенно шла впереди, будто показывала нам с Костей дорогу. С ней бывает иногда такое, что-то на нее нападает, когда она ведет себя так, будто ей одной известна тайна сотворения мира, а все остальные гипотезы на этот счет — не более чем выдумки недоучившихся школяров.

Даже если я и преувеличиваю немного, совсем чуть-чуть, — все равно — иметь в такие минуты дело с Юлией Рябининой нелегко.

Ну да Бог с ней.

Когда мы пришли в каюту, она вытащила свой диктофон, в котором уже стояла эта кассета, протянула его мне, села на кровать, кивком дала мне понять, что я могу последовать ее примеру, то есть сесть, глазами показала Сюткину, чтобы тот садился на кровать рядом со мной, небрежно откинулась и приказала:

— Включи.

Я включил диктофон, и мы стали слушать этого маньяка, который наделал переполоху на весь честной круиз. Я добросовестно пытался понять, что именно могло служить источником непоколебимой уверенности Рябининой, какие слова могли стать доказательствам вины кого-либо, но так ничего обнаружить и не смог.

Рябинина поняла это по выражению моего лица, когда, дослушав все до конца, я в недоумении поднял на нее глаза.

— Ну? — только и сказал я. — И что?

— Да? — нетерпеливо произнес Костя. — Что, Юля?

Я посмотрел на него.

— Тебе она тоже ничего не сказала?

— Не успела, — вставила Рябинина. — Он сражался с Левой Яйциным, ты забыл?

— Ах, ну да, — извинился я. — Прошу прощения. Меня можно понять — я чувствую себя полным идиотом.

— Это-то, как раз понятно, — усмехнулась Рябинина, и у меня нестерпимо зачесались руки, так захотелось ее щелкнуть по носу.

Нет ничего страшнее, повторюсь, торжествующей женщины. Я бы сказал, что это не эстетично.

— Может быть, ты все-таки скажешь, чего ради мы сюда пришли? — спросил я. — Если ты будешь продолжать темнить, я отправлюсь в «Нирвану». Там, понимаешь, приятная компания, красивые девушки.

Глаза ее, слава Богу, сверкнули. Мне удалось хоть немного вывести ее из состояния эйфории. Может быть, теперь она перейдет-таки к делу.

Так и произошло. Она моментально стала сухой, официальной, ничего, мол, личного, а значит — перешла к делу. Что и требовалось.

— Значит так, — затянула Рябинина таким тоном, словно все происходящее ей смертельно надоело, и говорит она об этом только потому, что непонятливые пацаны умоляют ее объяснить непонятные им вещи. — Значит, так. Романа Левита убила его подруга. Думаю, что это та, которая повыше ростом.

Я раскрыл рот.

— Стелла?! — выдохнул я, но закрыть рот мне так и не удалось.

— Тебе виднее, — пожала она плечами.

Костя смотрел на нас непонимающими глазами. Я, наконец, спросил:

— Почему она? Почему не Раечка? Почему не кто-либо еще?

И почему ты в этом так уверена?

Рябинина спокойно на меня смотрела.

— Очень просто, — сказала она. — Одна фраза в этом странном объявлении подсказала мне, что автором его была женщина. Остальное, как говорится, дело техники.

— Какая фраза? — я постепенно стал приходить в нормальное состояние.

— «Это будет весело, по-настоящему весело», — вот что это за фраза. — Так могла сказать только женщина.

— Не факт, — покачал головой Сюткин.

— Поверь мне, Костя, — кивнула Рябинина — Это женщина. Костя пожал плечами, но, кажется, остался при своем мнении.

— Ну хорошо, — примирительно сказал я. — Допустим, это действительно женщина. Пусть. Хотя я тоже не понимаю эту логику. И что? Почему это обязательно подруга Левита?

— Потому что я чувствую это, — сказала она.

— М-да, — произнес я. — Агата Кристи отдыхает. Слушай, ты можешь хоть что-то объяснить с помощью такой глупой штуки, как логика? Или это ненужная в нашем положении роскошь?

— Могу, — сказала Рябинина.

— Слава Богу, — обрадовался я.

— Все очень просто, — продолжила она. — У меня нет, к сожалению, четких доказательств, но кое-какие предположения есть. Во-первых, это моя уверенность в том, что текст составляла женщина. Вы можете не доверять мне, как женщине, которой в голову пришло невесть что, но вы должны мне доверять как человеку, который довольно долго работает с текстами вообще. Не забывайте, в конце концов, где я работаю. Я этих текстов за свою жизнь навидалась — на следующую хватит!

— А мы, по-твоему, просто пописать вышли, да? — сказал я ей. — Ну ладно, пусть женщина. Дальше-то что? Почему именно Стелла?

— Попробую вам, недоумкам, объяснить, — усмехнулась Рябинина. — Вспомните вашего любимого Эркюля Пуаро. Где прячут лист?

— В лесу, — вставил Сюткин-эрудит.

— Ну? — смотрела на нас Рябинина.

— Что? — невинно смотрел на нее я.

— Ладно. Объясняю. — Она подперла лицо кулачками и продолжила. — Богатые люди берегут свое здоровье, логично?

— Вполне, — согласился я.

Хватит с ней спорить. Может, и впрямь есть в ее рассуждениях что-то стоящее.

— Если бы у Левита было больное сердце, он бы не отправился в этот круиз, так?

— Ну… — протянул Костя.

— Допустим, так, — перебил его я.

— Теперь представим себе на минуту, что смерть Романа Левита выгодна этой самой Стелле, и она каким-то образом его убивает. Я не могу назвать сейчас причину убийства, и никто не сможет ее назвать, потому что личная жизнь покойного пока для нас загадка. Но если предположить, что виновна Стелла, тогда многое становится на