Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

— Я должна лично убедиться, что вы себя хорошо чувствуете, — заявила Пиа и, наклонившись к Трамницу, прошептала ему на ухо: — И все ли еще в порядке?

При этом ее рука начала шаловливо блуждать под одеялом и схватила его пенис. Трамниц сладострастно застонал.

— Не волнуйся, красавчик, — прошептала Пиа, поддев Гвидо за подбородок двумя пальчиками и поворачивая к себе его голову, когда он попытался посмотреть на входную дверь.

Она поцеловала его, открыв губы и просунув язык ему в рот.

— Время адвоката является священным. Нам никто не имеет права помешать, — промурлыкала она.

В этот миг Трамницу вновь пришла в голову мысль о том, что его адвокат еще более нуждается в принудительном лечении в режимной психиатрической клинике, чем он сам.

Действительно, какая нормальная здоровая женщина влюбилась бы в серийного убийцу?

Конечно, ему доводилось слышать о невменяемых женщинах, которые свято верили, что такие мужчины, как он, нуждаются в любви и привязанности, которые не получили от собственной матери. В таком случае они якобы могли бы встать на путь истинный и перестали бы живьем сдирать кожу с младенцев. Какая ерунда!

Пиа тоже страдала синдромом добряка. Ведь она призналась, что влюбилась в него уже при первой их встрече. Глупая корова!

Причем его адвокатша была не единственной, кто раздавал ему авансы. По почте он еженедельно получал письма от разных сумасшедших шлюх, и некоторые из них выглядели совсем неплохо.

— О, Пиа, ты даже не знаешь, как хорошо ты мне делаешь. Без тебя я бы здесь долго не выдержал, — солгал он.

— Ах ты мой сладкий! — улыбнулась она в ответ. — Я знаю, насколько сильно мы нужны друг другу.

— Особенно сейчас, — засмеялся он, притягивая ее к себе. — Иди сюда, мне нужна твоя близость, а то я уже почти совсем разучился.

— Ах ты, негодник! — смущенно, как школьница, улыбнулась она.

С возрастом такая улыбка нравилась Трамницу все больше. Это было просто какое-то безумие, когда вроде бы успешные женщины в присутствии таких мужчин, как он, превращались в покорных самок.

— Скоро я снова активно займусь тобой, — прошептала Пиа, нежно сжимая его яички. — Но теперь, дорогой, мы должны использовать отведенное нам время, чтобы обсудить кое-что очень важное.

Трамниц тяжело вздохнул. Его пенис напрягся, и терпеть ему становилось уже невмоготу. К счастью, у корыстного завотделением он заказал на следующий день для себя проститутку. Столько ему еще удастся перетерпеть, тем более что появившаяся у него инфекция ослабляла его желание. Несмотря на антибиотики, при малейшем физическом усилии Гвидо потел, словно свинья, что он смертельно ненавидел.

— Я навела справки относительно доктора Хартмута Фри-дера.

— И что? — блеснув глазами, нетерпеливо спросил он.

Сразу же после визита хирурга Трамниц потребовал, чтобы его соединили с адвокатом, и рассказал ей, что этот педик утверждал, будто бы намеренно забыл во время операции в его теле какой-то инородный предмет.

— Ты ни в чем не должен сознаваться. Он блефует.

— Я тоже так думаю, — произнес Трамниц, непроизвольно касаясь рукой перебинтованного горла.

Никакого инородного тела в нем быть не могло. Хотя… Может быть, ему просто казалось, что послеоперационный шов стал еще больше пульсировать, чем накануне?

— Фридер находится в отчаянном положении, — заявила Пиа. — Он уже несколько месяцев не посещал собрания анонимных алкоголиков и наверняка опять стал прикладываться к бутылке. Это вопрос времени, пока он снова кого-нибудь не зарежет на операционном столе.

— Я в этом тоже убежден, — заметил Трамниц, утерев выступившие на лбу капельки пота.

«Может быть, в палате просто жарко или мне опять стало хуже?» — подумал он.

Немного помолчав, Трамниц произнес:

— Однако факт остается фактом. У меня после операции возникло заражение крови. Что, если он на самом деле намеренно заразил меня? Если это вирус или микроб, то Фри-деру нетрудно будет влиять на мое самочувствие.

— Может быть, мне стоит подать заявление, чтобы тебя перевели в другое место?

— Чтобы я оказался в каком-нибудь дерьмовом заведении для семидесятилетних маразматиков? — покачал головой Трамниц. — Ни в коем случае. Здесь у меня установлен великолепный контакт с Касовом, и глупо этим не воспользоваться.

— Ты, дружок, должен был слушаться меня и никого не провоцировать, — вздохнула Пиа.

С этими словами она указала рукой на тумбочку, на которой до операции стояла фигурка Люка Скайуокера, и добавила:

— Тебе обязательно было насмехаться над всеми?

— Ты лишаешь меня даже маленького удовольствия, — делано усмехнулся он, не препятствуя ей гладить его под одеялом по брюшному прессу. — Ты подумала насчет моей тетради?

— Естественно, — ответила адвокатша и вытащила из своего портфеля коричневую тетрадь, завязанную сбоку на тесемку.

— Ты прелесть! — воскликнул Трамниц, погладив тетрадку по глянцевой обложке.

— Послушай, ты уверен, что хочешь оставить свой дневник при себе?

До сих пор Трамниц делал в нем записи только в присутствии адвокатши, и после завершения своего визита Пиа вновь уносила дневник с собой, чтобы его в клинике не нашли.

— Не думаю, что они будут обыскивать мою палату. Здесь, в стационаре, контроль не столь жесткий, как во флигеле повышенной безопасности. Если бы я хотел, то мог бы даже совершенно свободно передвигаться по всему отделению, почти как в колонии-поселении.

Трамниц помолчал немного, кивком указав в сторону решетчатых окон, и добавил:

— Правда, выходы здесь так же надежно защищены, как и везде.

— Хорошо, я смогу навестить тебя не раньше чем через три дня. Постарайся до того не наделать глупостей!

С этими словами она смахнула волосы со своего раскрасневшегося лица, а потом прошептала:

— Да, и вот что еще. С недавнего времени мы связаны с тобой еще более тесно.

— Что ты имеешь в виду?

От предчувствия плохих новостей желудок у него сжался.

— Мне кажется, что ты и так все понял, — ответила Пиа и, одарив его долгим страстным поцелуем на прощание, заявила: — Наши шуры-муры в конференц-зале не прошли бесследно. Я беременна. И клянусь, что еще до рождения нашего ребенка вытащу тебя на свободу.

Тилль

Новых друзей Тилля звали: Беззубая, Бесштанный и Безрукий.

Все они сидели в холле большого купольного зала не в удобных креслах, а, к сожалению, на практичных складных стульях, расставленных полукругом перед окнами, выходящими в парк.

Причем Беззубая являлась единственной женщиной среди них. На вид ей было не более двадцати пяти лет,